Смерть Хаоса - Лиланд Экстон Модезитт

Пони фыркнул.

– Знаю, приятель. Я сам кур не жалую, разве что жареных.

Дверь открылась, и навстречу мне вперевалочку вышла Брин.

– Мастер Леррис! Бьюсь об заклад, ты приехал за яйцами для Риссы. Вот ведь какой добрый человек, диво, да и только. Сам ездит за провизией для своей поварихи. Только это – я говорю о доброте – и позволяет мириться с несовершенством нашего мира. Одну минуточку, – словоохотливая хозяйка подняла пустую корзинку, – я сейчас вернусь. Наберу тебе самых свежих, только что из-под курочки.

Она вперевалку направилась к курятнику, где под насестами располагались ящики, заполненные чем-то мягким, вроде грязного мха. На эти подстилки и неслись куры. Когда хозяйка принялась собирать яйца, они подняли немыслимый шум, и я невольно порадовался тому, что у меня на дворе никаких кур нет. И никогда не будет.

Вскоре дородная женщина, одетая в не подходящие одна к другой ни по фасону, ни по цвету кожаные и вязаные вещи, вернулась ко мне с полным лукошком.

– Спасибо. Яички у тебя крупные, – сказал я, приняв корзинку и поставив ее на крыльцо рядом с коновязью.

– У меня славные курочки, лучшие в городе. Вот бы еще ты с ними поговорил. Скажешь им что-нибудь волшебное, они станут нестись еще лучше…

Я протянул Брин медяк.

– Что? Нет, мастер Леррис, и не проси. Пусть дела у меня идут не лучшим образом, но какой бы я была соседкой, ежели стала бы брать деньги с тебя, которому мы все столь многим обязаны…

Я подавил усмешку.

– Матушка Брин, но ведь без денег ты не сможешь покупать корм для своих несушек. Они оголодают, перестанут нестись, и у тебя не будет яиц, чтобы поделиться с соседями. Прошу тебя, прими от меня эту малость, если не для себя, так для своих славных хохлаток.

Сознание того, что пока она разводит кур, мне не придется заводить своих, делало мои слова почти искренними.

– Нет, нет, мастер Леррис, это будет не по-соседски.

– А с моей стороны было бы не по-соседски не рассчитаться с курочками за яйца, тем более за такие свежие и крупные.

– Да, яички у меня что надо.

– Золотые слова, тетушка Брин, – я вложил медяк в ее ладонь и сомкнул ее пальцы вокруг монеты. – А что слышно от Кертиса?

– О, чудный парнишка! Работает на складе в Расоре, трудится не покладая рук. На прошлой неделе ко мне заезжал Бурса и передал от него привет. Бурса – возчик, гоняет по Расорскому тракту подводы Ринстела. Кертис прислал с ним не только привет, но и подарок: теплую черную шаль. Знаешь, – Брин улыбнулась, – Бурса сказал, что в скором времени Кертис может стать его напарником. Они смогут поехать в Вергрен, а там шерсть не хуже той, что привозят с Черного острова. Кертис говорит…

– Рад, что у него все в порядке.

– Да, и я тоже. Что поделаешь, фермер из парнишки все равно бы не получился. Он любит город, а море, оно и вовсе у него в крови. Так же как у его отца.

Я отвязал Гэрлока и взял корзинку.

– Лукошко-то твое. Как с ним быть?

– Привезешь в другой раз. Или передашь с Риссой…

– Ладно, – ответил я, понимая, что, возвращая корзинку, мне или Риссе придется положить туда подарочек, свежий каравай или что-то в этом роде.

– Осторожно, мастер Леррис, не разбей яйца. И передай Риссе, что Кертис скучает по ее черному хлебу: в Расоре ничего подобного не сыщешь. Не забудь об этом.

– Не забуду.

Взобраться в седло с больной ногой и полным лукошком яиц было непростой задачей, но мне удалось с ней справиться. Брин провожала меня взглядом, пока Гэрлок не свернул на север, на большак. Мне показалось, будто стало малость потеплее, но, возможно, дело было в том, что на обратном пути ветер дул мне в спину.

Когда я слез с пони возле своей конюшни, мне пришлось некоторое время держаться за седло: нога была еще слишком слаба. Но тем не менее я, впервые за долгое время, прокатился без лубка верхом и ухитрился при этом доставить домой лукошко, не разбив ни одного яйца.

Поставив корзинку, я принялся расседлывать Гэрлока. Он заржал.

– Знаю, тебе хотелось бы совершить прогулку подольше. Вот окрепну…

Зерновой брикет Гэрлок умял в три укуса, но больше просить не стал и, когда я покинул стойло, не жаловался. С лукошком в руках я отправился на кухню.

– Рисса, вот и яйца.

– Спасибо, мастер Леррис. Поставь их, пожалуйста, на стол, – сказала Рисса, не отрываясь от своего теста.

– Я дал ей медяк, как ты велела. Кертис прислал ей весточку через Бурсу, говорит, что скучает по твоему черному хлебу. Будто бы в Расоре такого не сыщешь.

– Такого хлеба, как мой, ты не сыщешь не только в Расоре, но и в Фелсе, и в Дазире, и в самом Кифриене. Это всяк знает.

– Уж я-то во всяком случае знаю точно.

Я выпил полкружки клюквицы, благо наших запасов должно было хватить до середины лета, и продолжил:

– Брин тоже это знает и, как мне думается, надеется, что когда мы вернем ей лукошко, в нем найдется каравай.

– Мне тоже так думается, – отозвалась, прокашлявшись, Рисса. – Брин славная женщина, но себе на уме.

Я удалился в мастерскую, где в последний раз навел блеск на Хенсиловы стулья, погрузил их в фургон, переложил ветошью, укрыл промасленной парусиной на случай дождя и присел отдохнуть. Рассиживаться не пришлось: запах горячего металла известил о том, что вода из котелка над очагом выпарилась. Заново наполнив котелок водой, я повесил его на место, застегнул куртку и пошел на конюшню, где заложил фургон и, заметно прихрамывая, – нога успела сильно устать, – вывел упряжную лошадь на двор. Правда, до этого мне пришлось ответить на негодующее ржание Гэрлока: то, что я брал с собой не его, а упряжную лошадь, мой пони расценил как предательство.

– Ты не прав! – заявил я ему. – Сам ведь терпеть не можешь ходить в упряжи, так что нечего возмущаться. А то запрягу в фургон, небось, не обрадуешься.

Поначалу у меня имелась лишь легкая повозка, но потом Рисса сказала, что у Хенсила есть на продажу лишний фургон, и я его купил, став обладателем и повозки, и фургона. Сейчас он пригодился: мне вряд ли удалось бы поместить все стулья на повозке.

– Куда это ты собрался? – вопросила Рисса, высунув голову из-за кухонной двери.

– Хочу отвезти Хенсилу заказ.

– А нога не беспокоит? Ты ведь только сегодня снял с нее все эти штуковины.

– Не беспокоит. Во всяком случае не беспокоит настолько, чтобы из-за этого я отказался доставить заказчику выполненную работу и получить плату.

– Ох уж эти мужчины…

Рисса вернулась на кухню, а я прихватил посох и положил его в фургон так, чтобы можно было дотянуться с козел. Хотя мне не очень верилось, что кто-нибудь предпримет попытку нападения с тем, чтобы завладеть стульями, пусть даже дорогими, но в последнее время я так часто сталкивался с неприятными неожиданностями, что предпочел поостеречься.