Визбор - Анатолий Кулагин

— Что такое? — озабоченно спрашивает он.

— Да вот, — отвечает, — предлагают лису за пятьсот и двух енотов за триста, никак не могу решить, что именно взять.

— Конечно, енотов, — простодушно отвечает муж, с ходу не вдаваясь глубоко в проблему семейного бюджета.

Что и требовалось доказать. Хитрость, для женщины вполне простительная…

Имея в виду неискренность тогдашних партийных чиновников и прочего начальства, член КПСС Юрий Визбор любил повторять — по обыкновению полушутя-полусерьёзно: «Я перед партией честнее, чем они: двойной моралью не живу и свои чувства обнародую в загсе». Но в загс они с Ниной не торопились: обладающий уже троекратным супружеским опытом Визбор опять же полушутя приговаривал, что у него «наутро после заключения брака начинается процесс развода». Собираясь-таки зарегистрировать брак (это произошло летом 1979 года), Юрий с Ниной купили обручальные кольца. Но в загсе новоиспечённый супруг никак не мог надеть кольцо на безымянный палец: рука была полноватой. Так и не надел, а носить на мизинце не хотел: как-то не принято. Впрочем, Нина к этому отнеслась спокойно и сама ходила без кольца. Не в кольцах счастье.

Кажется, из всех визборовских женщин именно Нина имела на него наибольшее влияние. По крайней мере, так казалось друзьям, заметившим, что в их компаниях он стал бывать реже. Аркадию в эти годы он иногда напоминал «маленького мальчика», которого в разгар общения «забирали домой». Самой Нине так не казалось. В различных интервью, которые давала уже после смерти мужа, она настойчиво и с пиететом говорила о культе дружбы, который существовал в жизни Визбора («ради друзей он бросал всё»), видя истоки этого культа в популярной в 1960-е годы прозе Хемингуэя и Ремарка. Нина Филимоновна называет людей, которые были особенно близки ему в последние годы жизни: кроме, конечно, Мартыновского, это альпинист Вячеслав Петров, дипломаты Анатолий Адамишин и Юрий Левычкин, журналист Томас Колесниченко. В сфере искусства — Михаил Жванецкий, Григорий Горин, Галина Волчек, общением с которой Визбор так дорожил, что мог, оказывается, разговаривать с ней часами.

Что касается Жванецкого, то они с Визбором любили ходить вместе в баню при гостинице «Турист», что возле Ботанического сада. Баня открывалась в семь утра, и вот на первый малолюдный (тем и привлекательный) сеанс, строго по средам, они и отправлялись; присоединялся к ним иной раз и артист Роман Карцев, в сатирическом жанре человек тоже не последний. В своё время, когда у ещё не слишком знаменитых Жванецкого и Карцева были проблемы с работой, Визбор здорово им помог, попросив Аркадия устроить их выступления в Калининграде, у себя в конструкторском бюро. Был успех, и была поддержка — моральная и материальная. Одна из последних встреч Визбора и Жванецкого произошла дома у Мартыновского на Смоленской 7 ноября 1983 года, после демонстрации по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Аркадий, как начальник, должен был присутствовать и на самой демонстрации, и на фуршете в горкоме КПСС (партийное начальство не упускало случая это дело отметить). Во второй половине дня, когда всё закончилось, к Мартыновским и приехали Визбор с Ниной, а тут вдруг Аркадию позвонил Михал Михалыч. Мол, скучаю один, можно приехать к тебе? Конечно, можно, у нас как раз Юра… Спустя 15 лет после ухода Визбора из жизни его талантливый друг-сатирик посвятит ему прочувствованный монолог, прочитанный на юбилейном вечере в Москве: «…Так стал слышен твой талант, что он стал даже виден. Он сразу, минуя ноты и бумагу, входит в душу. И носим теперь мы твой талант, Юра, как носил его ты, большой, добрый, светловолосый, смешливый, полный и переполненный горами, снегами, морями, разговорами, несчастной и счастливой любовью…»

Хорошо общался Визбор и с Андреем Мироновым. Очень тесной дружбы не было, но они симпатизировали друг другу. Благодаря Миронову он услышал популярную в 1970-е годы рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда» (Андрей привёз запись из-за границы), слушал её с наслаждением (ещё одно подтверждение того, что между ним, бардом, и современной «громкой» музыкой не было пропасти), даже пытался заставить дочь Татьяну переводить с английского на русский. Юрию Иосифовичу хотелось, чтобы она хорошо знала язык, и он считал, что подобным способом добиться этого легче.

Но даже если он действительно стал бы уделять друзьям меньше времени, чем прежде, — это можно было бы понять. На пятом десятке лет человек, наверное, не обязан оставаться таким же, каким он был в юности. Нина же, имея двойной опыт неудачных семейных отношений, чувствовала: Визбора нельзя переламывать, он такой, какой есть, и другим не будет. В начале их совместной жизни он сказал ей: «Наша жизнь сложится при соблюдении трёх условий. Каких? Первое. Горные лыжи не должны стоять в ванной. Второе. Книги не должны пылиться в прихожей. Третье. Альпинистский крюк не должен лежать на балконе». Боже, как мало ему нужно, подумала Нина. Но в реальности это оказалось не очень-то просто, особенно в её однокомнатной квартире. А ещё без конца пугали звонки: вдруг муж сейчас сорвётся и в очередной раз куда-нибудь умчится — автобусом, поездом, самолётом… Но что поделаешь, если горы и байдарки — это часть его жизни, без них ему нельзя. Старалась не обижаться в некоторых ситуациях, когда другая женщина, может, и обиделась бы. Стремилась помочь и поддержать.

Ощущал свою ответственность за близкого человека и он — тем более в те моменты, когда Нина вплотную соприкасалась с его походной жизнью, от которой сама она была далека. Однажды Визбор взял её с собой в байдарочный поход. Устав с непривычки за день, Нина легла спать в палатке. Муж — из солидарности — пренебрёг обычными посиделками с песнями и байками у костра и тоже лёг. Но посиделки-то шли своим ходом, звенела гитара, раздавался громкий смех. Время от времени из визборовской палатки раздаётся строгий голос командора: «Отбой!» — но никакого действия на поющих-болтающих голос не оказывает. Наконец из палатки появляется массивная визборовская фигура в пуху от лопнувшего спального мешка, смешно выплёвывающая этот самый пух и в отборных выражениях (впрочем, не без внутренней цензуры; как-никак, рядом жена!) изъясняющая товарищам по походу всё, что она (фигура) о них в данный момент думает. Смешон был Визбор при этом чрезвычайно, но ему-то было не до смеха, как не до смеха было Нине, пытавшейся его успокоить, — хотя это он пытался её успокоить и дать возможность уснуть. Такая вот походная взаимная поддержка.

Впрочем, бывало всякое. На первых порах Нину Филимоновну удивляло, что муж в какой-нибудь компании, в гостях, мог вдруг (как ей казалось) начать слегка нервничать, а потом — тоже вроде бы неожиданно — заторопиться домой. Почему? Компания весёлая, хорошее вино, приятный лёгкий разговор. А ему, оказывается, эти люди казались неинтересными, общение с ними — пустой тратой времени. Визбор словно чувствовал, что лет у него впереди не так уж много. А может быть, просто с возрастом стал ценить время больше, чем мы ценим его в юности. Визборовское подтверждение тому — песня «Сорокалетье» (1977), как раз о том жизненном рубеже, на котором и появилась в его судьбе Нина:

«Там каждый шаг дороже ровно вдвое…» Когда человеку за сорок, он не имеет права транжирить себя. Нина, хотя ей и нравились оживлённые компании и дружеские посиделки, постепенно поняла и приняла в Визборе и эту способность и потребность дорожить временем, оставляя его для творчества, больших дорог и для дома, для неё же самой, наконец. «Не надо разменивать жизнь на мелочи», — говорил он жене. И ещё: «Я физически ощущаю, как время проходит сквозь меня».