10000 лет во льдах - Роберт Дункан Милн

это такое? – спросил доктор. – Они являются факторами исходной биоплазмы – физической основы всей органической жизни, будь то растительной или животной. Контролирующий орган в действии может по желанию создать любую из протеиновых форм жизни, если обладает знанием пропорций, необходимых для их построения. Однако только высшие разумные существа обладают этим знанием.

– Эта тонкая сеть, которая сплетается вокруг проводов – что это? – спросил я, увлеченный чудесным зрелищем. – Смотрите – она распространяется все дальше и дальше от центров, как будто невидимый ткацкий станок работает над его волшебной текстурой! Дюйм за дюймом она растет под нашим пристальным взглядом. Теперь границы двух родительских ядер объединились. Верхний принимает очертания головы, нижний – сердца. Сеть распространяется во всех направлениях. Кажется, что она приобретает очертания плеч, рук, ног.

– Эта таинственная сеть, – ответил доктор, – представляет собой мышечную и нервную ткань. Это один из простейших продуктов биоплазмы, следовательно, один из самых ранних. Различие между телом, развитым из эмбриона, и телом, сформированным так, как мы его видим сейчас, заключается в том, что в первом случае органы развиваются одновременно, в то время как во втором простота структуры требует приоритета производства.

Пока он еще говорил, волокнистый узор принял отчетливую форму человеческого существа, и вдоль определенных линий фигуры потек бесцветный ихор, который постепенно приобретал красноватый оттенок, и вокруг бесконечных разветвлений которого вырос ряд тонких прозрачных оболочек, в которых я без труда узнал вены и артерии. Изменения внешнего вида были настолько калейдоскопическими и беспрецедентными по своей быстроте, что почти до того, как я успел оценить значение и запомнить детали одной фазы этого впечатляющего урока анатомии, его место занял другой. Проблеск различных внутренних органов тела был быстро скрыт постоянно утолщающейся завесой плоти, сквозь которую форма и структура костей скорее ощущались, чем виделись. К тому времени, когда я полностью осознал все произошедшие изменения, передо мной стояла женская фигура редкой красоты, одетая в белое атласное платье. Я узнал платье, которое было на жене доктора, когда мы отправили ее в резервуар около часа назад, как показали мои часы, хотя события вечера, казалось, заняли неделю. Я узнал, как я уже сказал, платье, но я не узнал в фигуре, которая стояла передо мной – идеальный тип женского здоровья и красоты – бледную и истощенную леди, которую я знал как жену доктора. Тело улыбнулось, кивнуло и заговорило, хотя толщина стекла была такова, что о последнем действии свидетельствовало только движение губ. На лице доктора появилось радостное и торжествующее выражение, когда он поманил даму и указал на дно отсека. Сигнал, вероятно, был заранее подготовлен, поскольку он был сразу понят. Женщина наклонилась, подняла маленькую крышку с сосуда, похожего на коробку, достала оттуда кусок хлеба, немного фруктов и стакан воды и начала есть и пить.

– Это, – сказал доктор, – самый важный процесс из всех. Хотя тело моей жены совершенно материализовано, не следует упускать из виду тот факт, что оно может быть снова разделено на составные элементы так же быстро, как оно только что было реинкорпорировано, обратным только что использованным методом. Другими словами, из-за отсутствия той индивидуальной жизненной энергии, которая служила для ее материализации. Единственный способ, которым можно противодействовать этому результату, – это ввести в это материальное, но эфирное тело достаточное количество обычной пищи, пищеварение и усвоение которой действует как неразрывная связь между различными составными частями организма и создает непреодолимый барьер против растворения или дематериализации. Важно, чтобы моя жена оставалась там, где она есть, до тех пор, пока естественные жизненные процессы не будут запущены в полную силу, и для того, чтобы она не задохнулась, я должен немедленно привести в действие свои силовые и вытяжные насосы, чтобы обеспечить это герметичное отделение чистым воздухом.

И доктор прошел в другую часть ниши и начал манипулировать поршнями воздушного насоса, который соединялся с отсеком, в котором находилась его жена.

– Двух часов, – продолжил он, – будет достаточно для всех целей, и тогда моя жена будет свободна. Я буду просить вас время от времени сменять меня, так как эта операция утомительна.

Я выразил готовность сделать это и принялся размышлять о чудесных событиях, свидетелем которых я только что стал. Каким бы абсурдным и невероятным это ни казалось мне час назад, результат был налицо. Тайна существования была исследована и разгадана, и существенное доказательство заключалось в даме, которая теперь сидела на узкой стеклянной скамье, которая ускользнула от моего глаза вначале, в одной части сосуда и с улыбкой наблюдала за доктором, с которым она поддерживала оживленную беседу с помощью жестов. Я внезапно вздрогнул от резкого восклицания доктора.

– Великий Боже! – воскликнул он, – Что же делать? Клапан моего силового насоса сломлся! Выпускной цилиндр безопасен, но какая в нем польза, если я не могу подавать воздух для выпуска?

И он подошел ко мне с беспокойством, изображенном на его челе.

Я взглянул на даму и увидел по проявленному ею беспокойству – она поднялась со своего места и тревожно подавала нам знаки, – что она полностью осознала природу катастрофы. В следующий момент она подняла руки к голове и тяжело опустилась на пол. Оставался только один путь. Оставить ее там, где она была, означало удушье. Освободить ее не могло быть хуже, возможно, не так уж и плохо. Доктор понимал это, но колебался при мысли о том, что все его усилия сведутся на нет. Я подскочил к кубу, уперся в него плечом и попытался сдвинуть его. Он был слишком прочно прикреплен, чтобы двигаться. Оглядевшись, я заметил лежащий рядом топорик и одним ударом разнес вдребезги одну из стеклянных стенок. Вытащить даму было делом одного момента, и к этому времени доктор оправился от своей временной слабости и был рядом со своей женой. Она потеряла сознание, и румянец исчез с ее щек. Инстинктивно я бросился к буфету и схватил кувшин с водой и графин. Содержимое первого я выплеснул ей в лицо, а второе поднес к ее губам. Когда мы стояли на коленях рядом с ней, казалось, что она снова растворяется в эфирной сущности, из которой она возникла.

Атласное платье стало прозрачным и потеряло свой блеск. Сквозь его текстуру можно было разглядеть кожу, и странное молекулярное движение, с которым я познакомился в резервуаре, снова было заметно в поверхностных частях рамы. Не было места для сомнений в том, что на наших глазах происходил обратный процесс материализации, который мы только что наблюдали. Через несколько коротких минут составные элементы ее тела распадутся, и леди, которая была так