Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека - Эдуардо Кон

Среди многих видов существ, населяющих леса вокруг Авилы, есть те, на кого руна охотятся, и те, кто иногда охотится ни них. Однако их ряды также полны призраков доколумбовой, колониальной и республиканской эпох. Среди этих призраков встречаются мертвецы, демонические духи, которые порой охотятся на руна, а также духи – хозяева животных; все они по-прежнему обитают – по-своему, но вполне реально – в лесах, по которым ходит Освальдо.

То, кем является Освальдо, неотделимо от его отношений с этими многочисленными видами существ. Постоянно меняющаяся экология самостей (см. Главу 2), с которой ему регулярно приходится иметь дело на охоте в лесу и во время визитов в Лорето, существует и внутри него: из нее складывается его собственная «экология самости».

Кроме того, дилемма Освальдо имеет отношение к вопросу о способах выживания как самости и потенциальном значении такой непрерывности. Как Освальдо не превратиться в добычу, «оно», «мясо», когда позиция охотника – «я» в этих охотничьих взаимоотношениях – оказывается занята чужаками, более сильными, чем он?

Руна долго жили в мире, где белые – европейцы, а позже жители Эквадора, Колумбии и Перу – занимали позицию очевидного превосходства над ними и стремились навязать им картину мира, которая бы эту позицию оправдывала. Вот как помещик эпохи каучукового бума, живший в месте слияния рек Вильяно и Курарай, описывает попытки другого помещика навязать своим батракам из числа руна такое видение мира: «Чтобы убедить их в том, что белый человек превосходит индейцев своими знаниями и обычаями, а также искоренить их ненависть к испанскому языку, мой сосед, владелец каучуковой плантации, на которого трудится много народу, однажды собрал всех индейцев и показал им фигурку Христа. “Это бог”, – сказал он им. А затем добавил: “Разве не правда, что он – виракоча (белый человек) с красивой бородой?” Все индейцы признали, что он был виракоча, а заодно и амо (господином) всего» (Цит. по: Porras, 1979: 43).

В том, как землевладелец видит отношения между руна и белыми, раскрывается история завоевания и господства в верховьях Амазонки, которую нельзя оставить без внимания. Историческим фактом является то, что белые стали лос амос – хозяевами – «всего». Рассматривая ситуацию колониального превосходства в исторической перспективе, можно предположить два варианта развития событий: руна могли безропотно смириться с подчиненным положением или же оказать сопротивление. Однако, как показывает сон Освальдо, в этой ситуации есть и другой путь – и он ставит под сомнение наше понимание того, как прошлое определяет настоящее и в то же время предлагает дорогу в будущее.

Политика руна далеко не однозначна. Несмотря на то что колониальное господство является историческим фактом, этот факт заключен внутри определенной формы (см. Главу 5). Как выяснится далее в настоящей главе, эта форма определяется царством духов – хозяев леса, особая структура которого поддерживается теми способами взаимодействия с лесной экологией самостей, которую люди вроде Освальдо используют для поддержания собственного существования.

Освальдо зависит от царства духов – хозяев леса и в психологическом смысле. Не существует перспективы, из которой он мог бы сопротивляться этому положению или выйти из него. Так или иначе, он всегда оказывается «внутри» формы по умолчанию. Отсылка к подобной динамике встречается у политического теоретика Джудит Батлер: «Быть под господством власти, внешней по отношению к тебе, – знакомая и мучительная форма власти как таковой. Однако обнаружить, что то, чем “ты” являешься – само твое устройство как субъекта, – в определенном смысле зависит от этой самой власти, – нечто совсем иное. Мы привыкли думать о власти как о том, что давит на субъект извне Но если понимать власть как нечто формирующее субъект и обеспечивающее само условие его существования тогда власть есть не только то, чему мы противостоим, но также, в строгом смысле, то, от чего мы зависим в своем существовании и что мы тайно пестуем и оберегаем в своем коллективном бытии» (Butler, 1997: 1–2).

Батлер противопоставляет аспект жестокости власти, ее внешнюю холодность едва заметным, но от этого не менее реальным действиям, которыми власть наполняет, создает и поддерживает само наше существование. Власть, считает Батлер, нельзя свести к совокупности жестоких действий: она принимает общую форму даже тогда, когда мы болезненно ощущаем ее проявление в мире вокруг нас и на самих себе[176].

В этой заключительной главе я изучаю потенциальное значение бытия и становления в «формации», взяв за основу проблему Освальдо и тезисы Батлер. Однако здесь вопрос формулируется исходя из того, как наше понимание действия власти через форму меняется с осознанием формы как своего рода реальности по ту сторону человеческого.

В этом смысле я отталкиваюсь от описания сущности формы в предыдущей главе, где я утверждал, что форма не обязательно должна быть человеческой или живой, несмотря на то, что она фиксируется и развивается живыми существами, и то, что она быстро разрастается в плотных экологиях самостей вроде тех, что существуют в лесах вокруг Авилы. В пятой главе речь шла о том, что форма преобразует тех, кто ее задействует, своим странным феноменом непринужденной эффективности, в результате которой влияние прошлого на настоящее перестает быть единственной каузальной модальностью. Если нас преобразует задействование странной каузальной логики формы (самость использует форму не только посредством стимулов, реакций или сопротивления), это меняет наше понимание агентности. А когда агентность становится чем-то другим, меняется и политика.

Чтобы понять трудность, с которой столкнулся Освальдо, мы должны мыслить не только в рамках логики формы, усиливаемой лесом, но также в рамках отношения формы к другим видам имманентной жизненной логики. Ведь в конечном счете, как становится ясно из сна Освальдо, на карту поставлено его выживание. А поскольку умирать способны только живые существа, проблема выживания касается их непосредственно. Если форма, как я описывал в предыдущей главе, может иногда приводить к замораживанию времени, меняя наше понимание каузальности и агентности, то жизнь нарушает наше привычное понимание хода времени иначе, и это тоже следует учитывать при попытке осознать всю глубину проблемы Освальдо. Ведь в жизненной сфере настоящее определяется не только прошлым, а время не ригидно: случается, что на настоящее особым образом может воздействовать и будущее.

Я проиллюстрирую, как будущее может влиять на настоящее в сфере живых существ, простым примером из жизни леса. Для удачного нападения на агути ягуар должен представить себе («репрезентировать») его местонахождение. Такая репрезентация равносильна импортированию будущего – «догадки» о том, где окажется агути, – в настоящее через знаковое опосредование. Будучи насквозь семиотическими существами (см. Главу 2), «мы» всегда стоим одной ногой (или лапой) в будущем.