Архангел - Роберт Харрис

— Это замечательно, — сказал Келсо, выдавив из себя смешок. — Кладбище. Логичное завершение картины. Последний штрих.

— Давайте посмотрим, — предложил О'Брайен.

И двинулся широким решительным шагом. Келсо едва поспевал за ним. Двадцать лет курения и виски взбунтовались в его сердце и легких. Он вспотел, потому что каждый шаг по глубокому снегу давался ему с неимоверным трудом. Ломило в боку.

Это и в самом деле было кладбище под сенью деревьев; подойдя ближе, он разглядел шесть или, кажется, восемь могил: они как бы разбились на пары, вокруг каждой — невысокая деревянная ограда. Самодельные кресты сколочены очень аккуратно, на каждом эмалированная табличка с надписью и фотографией под стеклом, как принято в России. «А. И. Сумбатов, — гласила первая надпись, — 22. 1. 20 — 9. 8. 81». На фото — мужчина средних лет в военной форме. Рядом — «П. И. Сумбатова, 6. 12. 26 — 14. 11. 92». На фото она тоже в военной форме, с тяжелым лицом и жестким взглядом. В следующих могилах покоились Ежовы, за ними — Голубы. Очевидно, супружеские пары примерно одного возраста. Все в военной форме. Первым в 1961 году умер Т. И. Голуб. Лица его на фото нельзя было разглядеть. Оно было стерто.

— Похоже, это то место, которое мы искали, — тихо сказал О'Брайен. — Нет сомнения. Это оно. Кто они такие, Непредсказуемый? Военные?

— Нет. — Келсо медленно покачал головой. — На них форма НКВД. Посмотрите-ка сюда!

Он указал на последнюю пару могил, самую дальнюю, чуть в стороне от остальных. Эти двое умерли недавно. Б. Д. Чижиков, судя по знакам различия, майор, 19. 2. 19 — 9. 3. 96. И рядом — М. Г. Чижикова, 16. 4. 24 — 16. 3. 96. Она пережила мужа ровно на одну неделю. Ее лицо тоже было стерто.

Они стояли некоторое время как на похоронах: молча, склонив головы.

— Никого не осталось, — пробормотал О'Брайен.

— Или остался один.

— Не думаю. Это невозможно. Это место уже давно нежилое. Дьявольщина, — сказал он вдруг и ткнул ногой снег. — Неужели мы все-таки его упустили?

Деревья вокруг стояли плотной стеной. В десятке метров ничего нельзя было разглядеть.

— Сниму-ка я все это, пока светло, — сказал О'Брайен. — Подождите здесь. Я вернусь к машине.

— Очень мило, — заметил Келсо. — Премного вам обязан.

— Вы боитесь. Непредсказуемый?

— А как вы думаете?

— У-у-у, — протянул О'Брайен, поднял руку и помахал ею в воздухе.

— Если вздумаете шутить и дурачиться, О'Брайен, клянусь, я убью вас.

— Хо-хо-хо, — засмеялся тот, двинувшись назад по тропе. — Хо-хо-хо. — Он скрылся за деревьями. Келсо слышал его глупые смешки еще несколько секунд, затем воцарилась тишина — только шелест снега и звук собственного дыхания.

Боже мой, что за картина! Только посмотреть на эти даты. Они сами по себе история. Келсо вернулся к первой могиле, снял перчатки, вытащил блокнот. Опустился на одно колено и начал переписывать надписи на крестах. Целый отряд телохранителей был отправлен в лес более сорока лет назад для охраны одного мальчика, и все они оставались на месте, на посту из преданности, или в силу привычки, или из страха, пока не умерли, один за другим. Как те японские солдаты, прятавшиеся в джунглях и не знавшие, что война давно кончилась.

Он задумался над тем, насколько близко добрался до этого места Михаил Сафонов весной 1953 года, но тут же взял себя в руки. Об этом нельзя думать — пока. Тем более здесь.

Холодные пальцы едва удерживали карандаш, писать было трудно, на бумагу ложились снежинки. Но он методично переписал все фамилии и даты.

Б. Д. Чижиков. Грубой внешности, жесткое выражение лица. Грузин? Умер семидесяти семи лет...

Он задумался: как могли выглядеть товарищи Голуб и Чижикова, лица которых стерты, и почему так случилось? В их лишенных лица силуэтах было что-то непередаваемо жуткое. Келсо машинально записал: «Может быть, они пали жертвами чисток?»

Куда, черт возьми, подевался О'Брайен?

У него ныла поясница. Колени промокли. Он выпрямился, и тут ему в голову пришла другая мысль. Он смахнул снежинки со страницы блокнота и послюнявил кончик карандаша.

«Могилы неплохо ухожены, — записал он. — Земля расчищена, выровнена. Если бы место было заброшено, как те лачуги, могилы давно бы заросли».

— О'Брайен! — позвал он. — Эр-Джей!

Снег поглотил его крик.

Он спрятал блокнот и, натянув перчатки, вышел с кладбища. Ветер гулял в полуразрушенных строениях, подхватывая снежинки, взметая их вверх, как край занавеса. Он шагал, стараясь попадать в крупные следы О'Брайена, пока не выбрался к началу тропы. Отпечатки ясно показывали направление к «тойоте». Он поднес к глазам бинокль и навел фокус. В поле зрения попала машина, неподвижная, нереальная, чужеродное тело посреди тайги. Но возле нее никого не было видно.

Странно.

Он медленно повернулся вокруг себя, осматривая местность в бинокль. Лес. Покосившиеся стены лачуг. Обломки. Лес. Могилы. Тропа. «Тойота». Снова лес.

Он опустил бинокль, нахмурился и зашагал к машине по следам О'Брайена. Это заняло несколько минут. Одно было очевидно: никто другой по этому пути не шел. Две пары следов вели к вырубке и одна пара — в обратном направлении. Он приближался к машине, удлинив шаги и стараясь точно ступать в отпечатки сапог О'Брайена. Он мог точно воспроизвести каждое его движение: сюда, затем сюда... и...

Келсо остановился в нерешительности. Американец явно подошел к задней дверце «тойоты», достал металлический кейс с камерой — ее не было на месте, Келсо это заметил, — а потом как будто что-то его отвлекло, и вместо того чтобы вернуться на тропу к поселку, следы его резко свернули и побежали в сторону от машины, под прямым углом, по направлению к лесу. Он снова окликнул О'Брайена. Затем, охваченный паникой, поднес ко рту сложенные ладони и закричал изо всех сил.

И снова тот же приглушающий эффект, как будто деревья тотчас поглотили его слова.

Келсо осторожно вошел в подлесок.

Боже, он всегда ненавидел лес! Даже рощи в окрестностях Оксфорда с поэтичными полосами кроваво-пыльного солнечного света, мхом под ногами, внезапно открывающимися и тут же исчезающими новыми перспективами. И эти ветки, что беспрерывно бьют по лицу... Нет уж, извините. Я предпочитаю ясный день и открытое пространство. Холмик, вершину скалы, море, сияющее в лучах солнца...

— Эр-Джей! — Как глупо звучит это имя, тем более когда приходится кричать, но он продолжал звать, громче и громче: — Эр-Джей! Эр-Джей!

Следы здесь обрывались. Под ногами твердый наст. Келсо чувствовал где-то неподалеку гниловатый запах болота, отвратительный, как изо рта собаки. Начинало темнеть. Надо двигаться очень осторожно, подумал он, стараясь все время держаться спиной к дороге, потому что, зайдя подальше, он потеряет направление и в конце концов будет удаляться от машины, а не приближаться к ней. Останется только лечь в снег и замерзнуть.