Кьяра и Франческа, или Бал для Золушек - Салма Кальк

Лично Элоиза успела всё ещё в прошлый раз, как именно — она сама не поняла. Но платье висело в гардеробной. И когда монсеньор герцог спросил, ещё до катастрофы, какого оно цвета, то она легко ответила — фиолетового. Не станет же он надевать фиолетовый смокинг!

Также были обеспечены платьями и подопечные юные девы — Кьяра получила свой светло-персиковый «тортик», а Франческа — дивный комплект в стиле «стимпанк». Все кавалеры будут её, только, кажется, они ей всё ещё не нужны. Также был проинспектирован небольшой гардероб Клеманс — по просьбе последней. В нём как раз была парочка подходящих платьев, в прошлой жизни ей часто случалось ходить на торжественные приёмы. Что Анна, что София в этот раз заранее спросили Элоизу про перспективных портных, и платья им тоже сшили. Не такие удивительные, как юным барышням, но тоже красивые.

А юная барышня Анна отправилась домой в субботу. Она очень сожалела о невозможности присутствовать на празднике, но вернувшаяся с фестиваля мать и ожидающая дома бабушка были единодушны: на взрослые праздники ей пока рано. Но если она хочет куда-нибудь сходить или съездить, то пусть скажет, и съездим непременно.

В воскресенье Элоиза навестила их всех, а в понедельник они неожиданно отправились в разные стороны: Линни с Анной решили вдвоём подняться на Везувий («Я дожила до таких лет и ни разу не заглядывала в вулкан!» — заявила Анна), а Полина с Валентином также вдвоём отправились в Париж («Что-то, Полинька, мы давно там не были, не находишь?»). А через неделю собирались встретиться здесь же и поехать-таки к Валентину, пока там жара и лето.

Элоиза же в понедельник вспомнила, что пропустила традиционную субботу у Доменики. Вместе с этой мыслью явилась следующая — она не дочитала книгу, а о дивных часах все уже благополучно позабыли. Хотя, судя по всему, именно часы дали им — и в итоге Шарлю — необходимые десять или пятнадцать минут.

И ещё Элоиза вспомнила, что месяц назад собиралась купить машину.

* * *

— И как там с книгой? — спросил Себастьен.

В последние десять дней они хаотически кочевали по спальням — ночь у него, две у неё, потом опять у него, и далее. И с утра не было ясно, где случится вечер. Но как-то так сложилось, что они уже даже и не договаривались, и не спрашивали друг друга о планах на вечер, просто кто-то приходил к кому-то, и там оставался. И самым важным казалось просто убедиться в том, что второй — есть, никуда не делся, в порядке, а если не в порядке, то обнять его и в этот самый порядок приводить. Элоиза не могла сказать, кто кому был нужнее в эти дни — он ей или она ему.

И сейчас было ещё не поздно, дело шло всего-то к полуночи, они уже с час валялись на диване в её гостиной и ели клубнику с вином. Во дворце было спокойно, согласовывать передвижения и посты на утро не было нужды.

— Я могу вам её показать, хотите? — Элоиза поднялась и перекинула разлохмаченные волосы за спину.

— Конечно, хочу! Книга из запретной секции библиотеки сурового монастыря — никогда в жизни не держал в руках ничего подобного.

— Не вполне так, но похоже, — рассмеялась Элоиза.

Она принесла из гардеробной книгу и дала ему. Книга была совсем небольшая, под сотню страниц. В хорошей сохранности, даже углы не обтрепались.

Себастьен рассмотрел её со всех сторон, полистал и прочитал пару строк.

— Какой-какой это год? — сощурился он.

— Тысяча восемьсот шестьдесят третий. Издано в Англии малым тиражом. Давайте, я вам вкратце расскажу.

— Только совсем вкратце. Я, видимо, не испытываю горячего желания изучать чьи-то научные труды полуторавековой давности посреди ночи.

— Тогда только то, что касается нас. Да, автор считает, что предметы, способные ускорить или замедлить ход времени, существуют. Да, в отношении часовых механизмов даже описано, как именно можно добиться такого эффекта. То есть превратить часы в артефакт. Сразу скажу — сложно. Да, при определённых условиях артефакт будет работать, но следует помнить — он действительно забирает время жизни. Но не так, как сказал нам юный приятель нашего Октавио, а трижды по три тех сроков, что люди хотят выкроить у своей жизни. Получили мы десять минут — от нас отгрызут три раза по тридцать. И вот, собственно, главное. Остальное занимательно, но совсем не про нас.

— Три раза по тридцать не кажется мне фатальным. Пусть. Мы в итоге успели, а по счетам нужно платить. Несите вашу книгу обратно и возвращайтесь без неё.

— Знаете, я всё время думаю, что было бы, если бы не успели.

— В целом ничего хорошего, конечно, но мы ведь успели? И люди мои показали себя не худшим образом, те, что приличные, конечно.

— Как там Гаэтано? И Октавио?

— Каждый со своими спецэффектами. Оба переживают, что вот прямо сейчас не могут приступить к работе. Бруно уверяет, что оба нормально восстановятся, но они-то хотят сейчас.

— Ой, знакомо, — усмехнулась Элоиза.

— Октавио, представите ли, углубился в рефлексию — подобно вам. А что было бы, и вообще есть ли смысл в том, что мы делаем, если оно всё равно вот так.

— Но было бы ещё хуже, нет?

— Вот об этом я ему и сказал. Что было бы, если бы не Гаэтано, не он сам, не все остальные, если бы не вы и не донна Доменика? Я думаю, куда бы его пристроить учиться. Раз голова заработала, то уже можно.

— А он сам что думает?

— Он, боюсь, в первую очередь сейчас думает о своих рёбрах и о девушках. Впрочем, как и Гаэтано, только тот — не о рёбрах, а о голове.

— Пусть поскорее выздоравливают, оба. Знаете, я ведь ещё кое-о-чём позабыла.

— А именно?

— У меня до сих пор нет машины. Непорядок.

— А что с той, которая в ремонте?

— Ещё пара недель. Говорят, дело упирается в какие-то детали.

— И вы знаете, что вы хотите.

— Да.

— Но у вас были сомнения.

— Точно.

— Хотя бы намекнули, что ли.

— Нет, не буду. Знаю я вас.

— Тогда нужно ехать и смотреть.

— Именно.

— Завтра в обед?

— Можно.

— Вот и договорились. А сейчас я уже хочу вашего внимания целиком — без книг, артефактов и средств передвижения. Получится?

— Конечно. Не поверите — я тоже хочу вашего внимания. Когда мы вместе ночью, следующий день принять и пережить легче.

— Две мягкие улитки забираются ночью в одну раковину и греют друг друга? — поднял он бровь.

— Нет, не получится, — фыркнула она. — Одна улитка — одна раковина, иначе не бывает. А то, о чём вы подумали, у них происходит иначе. Прежде чем разрешить экспериментировать на людях, нас долго гоняют по устройству животных, поэтому я могу случайно что-то помнить из зоологии.