Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

А «Росписной» опять чуть не плакал:

— Нет, ну куда вы торопитесь? Как голые в баню! Вот нет никакого у вас уважения к братану… Взяли и тупо козлов забили. А я вот, например, вон того — толстомясого — сначала по шоколадному цеху определить думал!

Бугор-«вольняшка», уже привычно вытирая верную киркомотыгу, сплюнул на труп графа Турчанинова:

— Все бы тебе, Росписной, зверствовать… Много тебе еще?

— Много! Только всего две жалких зарубочки пока и прибавилось! — с сожалением произнес «Росписной», показывая ему наборную, из цветного плексигласа ручку своей финки. — А я ведь на пидораса забожился, что сотни порву!

23 июня 1941 года. 21 час 47 минут.

Буховичи. Штаб 4-й армии

— Ну и что? — спросил с досадой и некоторой даже ленцой исполняющий обязанности командующего 4-й армией генерал-майор Сандалов.

— Как это ну и что? — обеспокоенно переспросил Берия. — Ведь прорвались!

— Ну и прорвались… — небрежно обронил Сандалов. — Один танк или, может, танкетка? А я так думаю, что они туда просто на мотоциклах проехали. Проехали и проехали… Черт ли с ним! Ну и что?

— Не понимаю Вас, поясните? — заинтригованно спросил Берия.

— Мы создали противотанковые рубежи, с использованием зенитной артиллерии… — начал Сандалов своим обычным академическим тоном.

— По Вашему настоянию, товарищ Сандалов! — перебил его Берия. — Сняв зенитки с позиций. Хотя немецкая авиация бомбит наши города Брест, Пинск, Кобрин!

— Да, бомбит. Но что толку оборонять города с воздуха, если немцы ворвутся на их улицы? Мы жертвуем количеством в обмен на качество. А я бы вообще начал планомерный отход, меняя пространство на время… да увы, это не удастся. Отход — самый сложный вид боевых действий. Стронь только наши войска с позиций — они побегут ведь… не удержим. Так что умирать мы будем там, где стоим. Итак, я продолжу… И кстати, попрошу Вас, товарищ Нарком, впредь меня больше не перебивать. Жену свою на кухне перебивайте…

— ХАрашо, я пАмАльчу… Ви, наверное, очень смелый человек, Сандалов… — заметил Берия с кривой усмешкой.

— Да. С некоторых недавних пор… — горько улыбнулся ему в ответ генерал. — Итак, мы создаем противотанковые рубежи, сосредотАчивая войска в опорных противотанковых пунктах, только для прикрытия основных операционных направлений. Благо местность вокруг относительно танко-недоступна…

23 июня 1941 года. 21 час 48 минут.

Каменец. Штаб 2-й танковой группы

— Дер Тойфель! Что КОНКРЕТНО сообщает этот ваш Панвиц?

Начальник штаба поправил монокль, открыл кожаную папочку с золоченым орлом и, прокашлявшись, солидно ДОЛОЖИЛ:

— Командир разведбатальона, оберст-лейтенант VON (тщательно выделяя титул голосом!) Панвиц сообщил — Дозор номер один достиг Речицы. Мост севернее деревни — взорван. На дороге — сплошной лесной завал. Пытался обойти, но был обстрелян. Потерь нет. Отошел на Запад. Веду наблюдение. Конец сообщения. Все.

— Дер Тойфель нохэмаль квач унд шайзе! — взорвался Гудериан. — Объяснит мне кто-нибудь, что у этого ФОНА в голове — квашеное дерьмо или все же остатки его дегенеративных аристократических мозгов? Завал его на Восток не пропустил, а? Каково? Скажите на милость, завал! А дорожного знака «Проезд закрыт» там случайно перед ним не стояло? Мост там взорван, скажите пожалуйста… ай, ай, ай. Какое несчастье. Там что за река кстати, напомните-ка мне, господин «цоссенец»? Отец вод Миссисипи? Рейн-батюшка? Или Der Dnepr? Вонючая сточная канава, вот что там, а не РЕКА… И почему он отступил, если у него потерь нет? Отошел он… я ему сейчас отойду!!! Два раза отойду!! Die sexuelle Verbindung, отойду, высушу и снова отойду!!! Машину мне, машину, быстро!!! Сам поеду, посмотрю… что там обнаружилась за линия Сталина!

Начальник штаба, обиженно нахохлившись и поджав сухие породистые губы, захлопнул с досадой папку, затем, осторожно подбирая слова, обратился к Гудериану, как обращаются умные люди к буйному психическому больному:

— Герр командующий… я не хотел бы Вам ничего советовать… но судьба несчастного Моделя…

— Не сметь!!! Не сметь при мне упоминать этого тупо убитого придурка! Вы, цоссенские крысы! Что, я не знаю, как вы шепчетесь за моей спиной по темным углам — вот, мол, угробил партийный самодур восходящую звезду Генеральштаба своими вечными придирками… Да! Угробил! Не угробил, то есть, а… Я его заставил воевать! Я и вас заставлю воевать! Вы у меня все научитесь воевать… Die Verdammnis!!!

23 июня 1941 года. 21 час 49 минут.

Перекресток шоссе Брест — Ковель и Малорита — Кобрин, (отметка 152.4)

«Ох, Матка Бозка Ченстоховска… как есть хочется… поставь мне сейчас шмаленного кнура — целиком съел бы, одни копыта оставил. А нет — из копыт я холодца бы наварил».

Красноармеец 18-го дорожно-эксплуатационного полка Анджей Поплавский с надеждой посмотрел на придорожный «голубец» — маленькую иконку Пресвятой, в застекленном ящичке на столбе. Дева Мария в ответ только ласково улыбалась и по-прежнему молчала…

«Богородица, Дева, радуйся, блаженна ты меж женами, Господь с тобою… Пошли мне хоть какой-нибудь еды! Любой, я всему рад буду…»

Плохо одному. Плохо одному на лесной дороге под вечер… Стократ хуже одному на войне…

Как поставили красноармейца Поплавского утром у придорожного «голубца» — регулировать движение — так он до сю пору и стоит. Ну, то есть, вначале их было двое — он да старший, ефрейтор Збруевич, который пошел в местечко Макраны, промыслить насчет еды. И вот все не возвращается.

И движение на дороге прекратилось…

То сначала хоть ездили, и Поплавский авторитетно показывал, где «Хозяйство Макаренко», а где — «Хозяйство Лобанова», а как солнце за верхушки деревьев зашло — как обрезало. А там, глядишь, ночь… Интересно, в этом лесу волки водятся?

Не праздный вопрос. Потому как из оружия у красноармейца был только штык-нож к польской винтовке… Сами винтовки им не выдавали. Потому как, по секрету сказал знакомый писарь, считались бывшие польские подданные… того… нелояльными. А разве Анджей виноват, что родился в панской Польше?

Костер бы развести… все веселее Анджею было бы… да он по младости годов не курил и потому серников в кармане не имел.

Скучное дело… «Матка Бозка, помоги, а? Ну хоть что-нибудь пошли из еды!».

Слева, куда еще днем ушел старшой, послышался рокот мотора…

«А вдруг… это германы?» — холодной волной ворохнулась под пилоткой страшная мысль.

Много же он своим штыком навоюет… На всякий случай Анджей спрятался в придорожных кустах.

На дороге показались темно-зеленые броневики, под белой окантовкой башенок — красные звезды…

«Езус-Мария, наши!» — красноармеец выскочил на дорогу и приветственно замахал руками.