Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

Леонид Михайлович Сандалов пробегает глазами эту «цидулку», пожимает плечами, потом передает Берии. Тот внимательно читает, переворачивает — нет ли чего на обороте, снова читает… аккуратно складывает, кладет в свой планшет…

— Ну… царь Леонид… теперь держись. Тут, у Бреста, будут твои Фермопилы… — пожимая на прощание руку Сандалову, говорит Берия. — А я — срочно в Минск. Кажется, я уже нашел там твоего Эфиальта…

…В этот момент прикрывавшие важнейший участок фронта — левый фланг Белостокского выступа — 49-я и 113-я стрелковые дивизии (одна формально остающаяся в 4-й армии, вторая еще остающаяся в 10-й армии, но обе готовые к передаче под командование 13-й армии… то есть вообще сейчас никем не управляемые) отступали в Беловежскую Пущу. Теснимые четырьмя… нет, не дивизиями — четырьмя немецкими КОРПУСАМИ.

…А в Штабе Западного фронта член Военного совета в этот момент меланхолично докладывал товарищу Ворошилову:

— Давайте, Климент Ефремович, посмотрим правде в глаза. Что в самом деле у нас получается? Командующий Фронтом либо молчит с угрюмым видом, либо отделывается общими фразами. Вы тоже высказываетесь как-то неопределенно: ведете речь только о действиях 4-й армии, не связывая эти действия ни с войной в целом, ни даже с обстановкой на Западном фронте. А ведь именно в полосе этой армии фашистские войска вклинились наиболее глубоко. И для Вас, по-видимому, не секрет, что среди бойцов и даже командиров, в том числе и некоторых крупных начальников в тыловых частях и учреждениях, пошли слухи об измене, о том, что 4-я армия предана. Надо же наконец разобраться во всем этом. Лично у меня есть много вопросов к генералу Сандалову…

Ворошилов, молча играя желваками, внимательно, не перебивая, слушает…

От Советского Информбюро на 23 июня 1941 года сводки не поступало…

24 июня 1941 года. 00 часов 02 минуты.

Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области

— А-а-а, бляжьи дети… приперлись? Схватило кота поперек живота? Ну заходите, сволочи… — Отец Гарвасий сплюнул под ноги полночным незваным гостям и повернулся к ним спиной. — Господи, помяни царя Давида и всю кротость его… Ну, что встали, как засватанные? Ироды…

— Дядя Фима, пойдем отсюда, а? — сердито пробурчал Вася Корж.

— Нет, погоди, Васятка… — сказал Фрумкин. — А Вы, отче, не очень-то сволочитесь, а то обидимся и вправду развернемся, да и уйдем…

— Чой-то вы, бесово отродье, уйдете? Дождешься от вас такой милости, как же, как же… Сами приперлись, меня разбудили, матушку растревожили, а теперь уйдете? Нет уж. Давайте к столу. Водку пить будете? Нет? Ну и ладно. Мне больше достанется. Хлебайте сырую воду, — попотчевал гостей отец Гарвасий и после небольшой паузы добавил. — Слушаю!

— Гражданин Семенов, вы, как человек, пострадавший от Советской власти… — с выражением начал говорить Фрумкин, садясь за стол.

— Слава Богу, Слава Богу! — перебил Фрумкина отец Гарвасий, — сподобил меня Он принять венец купно с праведниками, мучениками и исповедниками, в земле Русской воссиявшими, под сенью пресвятых Зосимы и Савватия… Когда бы я еще на Соловки-то сам по себе попал? А так бесплатно меня довезли и два года продержали в затворе, в посте и молитвах… Спасибо вам земное! — И отец Гарвасий действительно земно поклонился ночным гостям.

Фрумкин оторопело переглянулся с Коржом. Вася кивнул на попа и вопросительно поднял бровь. Фрумкин еле заметно пожал плечами и задумался. Видимо, над душевным состоянием хозяина дома… Впрочем, решение продолжить разговор пришло довольно быстро.

— Вот, значит, когда придут в деревню немцы, вы, отец Гарвасий, не могли бы для нас… — снова начал Фрумкин, придав своему лицу подходящее «выражение».

— А вот это ты не видал? — снова перебил Фрумкина поп, показывая гостям сразу две фиги. — Для ва-а-ас… Для вас, песьи выблядки, мне и чихнуть жалко… Вот для России-матушки постараться, оно, конечно, это дело другое. Кабы не рать иноплеменная, я бы с вами, мерзопакостники, и говорить бы не стал, не токмо за одним столом с вами сидеть. Но уж коли попущением Господним пришла беда… то отворяй ворота! Ну, говорите, чего вам надобно…

…Спустя час, провожая гостей, отец Гарвасий широко перекрестил их (Вася Корж недовольно поморщился), а потом застенчиво промолвил:

— А знаете, вам бы к тетке Олесе на болото сходить… Я-то сам к ней не ходок, да и тех, кто на исповеди о том кается, потом к Святому Причастию не допускаю… Но сходить вам все же, думаю, к ней надо. Характерная она старушка… Лет триста тому назад я бы ее с удовольствием сжег. Заслужила. Вполне. Вот, внучка моя вас отведет…

Укладываясь под теплый бок матушки-попадьи, отец Гарвасий, выслушав целую нотацию («Куда малую послал, бес старый, и к кому…»), ехидно резюмировал:

— Да, нужда научит калачи есть… Дождемся, гляди, что сам Антихрист Усатый еще нас уважительно назовет, поди, не товарисчами, а братьями да сестрами… — и меленько рассмеялся таковой своей старческой глупости…

24 июня 1941 года. 01 час 03 минуты.

Берег озера у деревни Сипурка Каменецкого района Брестской области

— Все, дяденьки, я далее не пойду. Я боюся… — и маленькая, лет десяти, девчушка стремительно засверкала пятками по лесной тропинке.

Пахло сыростью, тихо плеснула волна…

— А рыбы тут, наверное… — зябко повел плечами Корж.

— Это, Вася, не рыба… — тихонько хмыкнул Фрумкин.

— А кто?

— Не знаю… Что-то крупное.

Прокричала выпь у дальнего берега, точно заплакала. Над озером поплыл белесый туман. У самой воды, перед чернеющим срубом, ожидала гостей черная, сгорбленная фигурка.

— Ну, здравия тебе желаю, гражданин старший майор… — неожиданно звучным голосом поприветствовала бабка. — И ты, Васятка, заходи…

Пригнувшись, мужчины осторожно спустились в полузаглубленную в песчаный берег землянку. Запахло сухими травами, чем-то пряным, незнакомым. Под ноги юркнул черный кот и стал ластиться к Васиным сапогам.

— А откуда ты, тетя Олеся, про нас знаешь? — осторожно спросил Фрумкин. — Впрочем, вопрос снимается…

— Вот и не спрашивай, племянничек… — захихикала бабушка Олеся, сморщенная, седая, древняя старушка. — Садись лучше, испей травничка. Да и тебе, Васятка, вот из этой корчаги хлебнуть очень не мешало бы. Давай, давай, пей, губы-то не криви! Небось, мочиться-то тебе все еще больно? Вот, а не надо было на курсах в Минске с бобруйской комсомольской инструкторшей хороводиться… Давай уж, горе мое луковое, глотай. Это средство верное! На плесени настоянное. Поможет…

Вася Корж от удивления разинул рот. Закрыл. Хотел что-то сказать, но, передумав, просто отхлебнул из корчажки.

— Ну, времени у вас, молодые люди, в обрез! — погремев на печи посудой, не оборачиваясь, продолжила Олеся. — Да и у меня тоже… Поэтому ходить долго вокруг да около не буду, я вам не Гарвасий, кривляка долгогривый…