Под чужим именем - Владимир Сухинин

— И для чего все это? — Он обернулся к Агнессе и недоуменно посмотрел. — Трампу это уже не нужно, он почти с ума сошел от проказ гремлуна. И его переведут в другую школу. Ни помочь, ни навредить Артему он уже не может.

— Как это зачем?! — возмутилась Агнесса. — Ты что, не знаешь, что обещания нужно выполнять? Это нужно Артему, чтобы не испортить карму перед развилкой. Мы, понимаешь, с бабушкой и гремлуном стараемся, работаем, а он сидит, понимаешь, и возмущается. Сам-то ты что сделал для парня? А? — Агнесса, сжав кулачки, стала подступать к Арингилу. — Вот скажи, что ты сделал для Артема?

— Я? — Арингил очень удивился такому повороту разговора. — А что я должен был сделать?

— Вот все вы, мужики, такие — неблагодарные. Как что-то сделать, так вы не знаете что. Одни отговорки: это трудно, это нельзя. А как кто-то за вас работу сделает, начинаете критиковать. Потому у вас на Земле такие дороги и корявые, что вы ничего для людей не делаете.

— Да при чем здесь дороги? — еще больше удивился Арингил. — Есть правила, которые нарушать нельзя. А вы…

— А мы их не нарушаем. — Агнесса уперла руки в боки. — Мы напрямую с человеком не взаимодействуем. Мы можем сами решать вопросы, не затрагивая напрямую путь судьбы человека. Ты разве не слышал, что всегда есть исключения из правил и зовутся они — удача! Так вот, считай, что со мной Артему повезло. А с тобой… — Тифлинг смерила его пренебрежительным взглядом и отвернулась.

Арингил понял, что Агнесса на этот раз была права. Они с бабкой сумели найти именно тот путь, за который они не понесут наказания, и смогли помочь землянину. А он слишком отдалился от человека и только смотрел на его проделки. Арингил подошел к девушке, обнял ее за плечи и прижал к себе. Агнесса не сопротивлялась.

— Ты молодец, — шепнул он ей на ушко. — Я был не прав.

Зольд сидел в обнимку с красивой дамой, и та смеялась и охала, закатывала глаза от любой его шутки. Щечки ее разрумянились. Зольд был в ударе. Дама его поила за свой счет и осыпала комплиментами, а в какой-то момент неожиданно ловко протянула руку под столом и стала гладить его между ног. Зольд сначала дернулся, вытаращил глаза. Но дама прищурилась, как кошка, поевшая сметаны, и прижалась к нему своей горячей грудью.

Зольд беспокойно огляделся — не видел ли кто непристойные экзерсисы смелой красотки, и, убедившись, что никому до них нет дела, успокоился. Он обхватил своей широкой ладонью ее такую податливую, пышную и мягкую грудь, вдохнул аромат ее кожи, смешанный с дорогими духами, и потерял голову. Женщина прикрыла глаза и тихо застонала. Губы ее, похожие на спелую вишню, приоткрылись, и Зольд впился в них своими губами. Они целовались страстно и долго. До тех пор, пока удар бутылкой не разрушил их идиллию.

Зольд схватился за голову и повалился на пол. Женщина взвизгнула и, закричав, вскочила со стула, подхватила его и подняла над головой. Жена Зольда прикрылась руками и, тоже завопив нечто неразборчивое, бросилась с растопыренными пальцами на соперницу. Женщины напоминали голодных тигриц, не поделивших добычу. Худая и сутулая Берта вцепилась в волосы незнакомке и, визжа, пыталась повалить ее на пол, но соперница, выронив стул, расцарапала ей лицо, ударила коленом в живот и добавила кулаком снизу в челюсть.

— Этому бабушка научилась на каторге, — с гордостью произнесла довольная Агнесса.

Арингил промолчал. Бабуля дралась жестоко и умело, и он видел, что ей это нравится.

Когда Берта, отпустив волосы женщины в черном, упала, та добила ее ногой в живот. Плюнула на нее и, поправив прическу, с гордо поднятой головой, качая бедрами, под изумленными взглядами зевак прошла к выходу. Громко хлопнула дверью и скрылась. На полу в окружении зевак остались лежать и стонать Зольд и его жена.

Арингил, наблюдая этот спектакль, только диву давался изощренности и таланту местных тифлингов. Такого он на Земле повторить не смог бы. Ему бы просто не позволили. Он вспомнил, как дрожал перед архангелом Гавриилом, а тот сурово внушал ему, что можно, а что нельзя.

— Ты можешь, Арингил, — трубным голосом гремел старший ангел, — следить за путями смертных. Помогать не можешь! Ты можешь во сне, когда он спит, внушать ему сны, чтобы он задумался и стал их разгадывать. Открыто говорить не можешь! На развилке ты можешь смотреть. И только! — Он поднял свой огромный палец, привлекая внимание, и взмахнул легонько одним из своих шести крыльев, подняв легкую бурю в Тихом океане. — Все запомнил? Ну ежели не запомнил, то лишу тебя осеняющего нимба и благодати. Будешь не ангелом судьбы, а простым вестником.

От этого воспоминания у Арингила по спине побежали мурашки. Он передернул плечами, и Агнесса удивленно посмотрела на него.

— Ты чего? Тебе не нравится меня обнимать?

— Нет…

— Не-эт? — словно ядовитая змея, прошипела Агнесса, и Арингил поторопился объяснить:

— Я хотел сказать, что нравится.

— Хотел сказать, что нравится, — она дернула плечами, пытаясь вырваться из его объятий, а сказал «нет».

— Я хотел сказать — нет, нравится. Я отрицал твое утверждение.

— Я ничего не утверждала… Отпусти меня. Я просто спросила. — Она вырвалась и, насупившись, ушла.

Арингил остался один, он был в расстроенных чувствах и не знал, как исправить ситуацию. Он сел и стал думать.

— Грустишь?

Он обернулся на голос и увидел бабушку Агнессы.

— Грущу, — невесело ответил он. — Мне тут у вас многое непонятно. И с Агнессой не получается…

— Ничего, зятек, втянешься, наберешься опыта и освоишься. А с девушками нужно быть решительным. С нами ведь как? — Она уселась рядом с ним. Достала бутылку вина и два бокала. На удивленный взгляд Арингила, пожав плечами, ответила: — А что такого? За вино уплачено. Не пропадать же добру. Выпей, зятек, тебе и полегчает. По себе знаю.

Она разлила вино по бокалам.

— Знаешь, ангел, у нас, у девушек, всегда бунтуют два начала. Мы, с одной стороны, ищем того, кто нами будет управлять и мы ему покоримся. А с другой стороны, всегда хотим сделать все по-своему. Поэтому отношения мужчины и женщины носят характер противоборства двух начал. Воды и огня. Мы огонь, а вы вода. Если вода побеждает, то остается ее сила волны, что увлекает нас, и мы такого мужика ругаем, бывает, бесимся, но безумно любим. За его силу, за его способность потушить наш пожар и дать нам возможность пребывать в равновесии. А если он ради спокойствия между нами старается уйти от скандала, не настаивает на своей точке зрения, его волна ослабевает. Мы испаряем его воду, а затем видим, что от мужика остался только один пар и нет у него больше мужского начала. Он начинает слушаться нас. Мы перестаем его уважать за это. И наш огонь сжигает всю любовь к нему. В мыслях начинаем тянуться к тому, кто сильнее. И чем больше мы тянемся к другому образу, тем меньше чувств остается для своего мужчины. Вот так-то, зятек. Бери бокал, выпьем, чтобы твоя волна не иссякала.