Мой чужой дом - Люси Кларк

В голове пульсирует одна мысль: «Она докопалась до правды».

Рысью, через две ступеньки, я взлетаю на верхний этаж, хлопаю ладонью по выключателю, подбегаю к дубовому сундуку и, распахнув крышку, начинаю выгребать содержимое: журналы, дневники, блокноты… Мне нужна потертая коричневая папка в мягком кожаном переплете.

Отбрасываю в сторону связку открыток от Флинна, старые диски, блокнот в полароидных картинках, скоросшиватель с геометрическим узором в виде ромашек.

Где же она?

Должна ведь быть здесь, на дне сундука, под журналами и фотоальбомами. Я не заглядывала в нее несколько месяцев – так проще воображать, что ее не существует.

Пол вокруг усеян письмами, снимками и дневниками. Наконец я замечаю погнувшийся мягкий уголок кожи. Она все-таки на месте! Прямо камень с души!

Я тяну папку к себе. Какая-то она легкая. Тонкая.

Заглядываю под обложку – и сердце уходит в пятки.

Не может быть…

Папка пуста.

Кстати, почему не было слышно хруста гравия под колесами автомобиля при отъезде Фионы?

Встрепенувшись, я вскакиваю на ноги и торопливо сбегаю по темной лестнице вниз, к окну на лестничной площадке. Руки упираются в холодное стекло, я подхожу почти вплотную.

Машина сестры по-прежнему на подъездной дорожке, в салоне горит свет. Фиона что-то проверяет в мобильном телефоне, лицо озарено холодным сиянием экрана. Спустя мгновение взгляд сестры перескакивает с телефона на дом, словно ей известно, что за темным окном стою я.

Автомобильная дверца открывается.

Черт!

Вспыхивают фонари, Фиона приближается к крыльцу. Меня бросает в дрожь, я обхватываю себя руками. Сейчас будет стучать в дверь. Но я ведь не обязана ее впускать. Сделаю вид, что не слышала – душ принимала.

Надо хорошенько подумать, разобраться…

Однако в дверь никто не стучит.

Негромко, едва уловимо, щелкает замок. По лестничному пролету взвивается ледяной сквозняк, в прихожей шелестят шторы, стукается об оконное стекло шнур – спустя миг все резко затихает: дверь закрыта.

Итак, Фиона в доме.

Едва дыша, я стою у окна и жду. В ушах шумит кровь.

По дому разносится ритмичный стук Фиониных каблуков, шуршит по лестнице подол длинного пальто, скользят по лакированным деревянным перилам пальцы.

Оцепенение спадает. Я разворачиваюсь и шатающейся походкой поднимаюсь на верхний этаж. Так, выключатель. Зажигается свет. Раскинув вытянутые руки, я стою на пороге кабинета в освещенном дверном проеме. Никто не пройдет!

Над лестницей медленно всплывает Фиона: макушка, темный изгиб бровей, прямой нос, черные фалды пальто, свисающая с плеча сумочка. Остановившись на лестничной площадке, сестра смотрит прямо на меня, на бледном изможденном лице ярко блестят глаза.

Мы не произносим ни слова.

Молчание поглощает нас, затягивая в глубину взглядов. Мы с Фионой одного роста, наши глаза ровно друг против друга.

Сердце бьется все тяжелее, все чаще. Внутри растет напряжение, пар кипит, еще немного – и грохнет взрыв.

Наконец я говорю:

– Ты сама вошла в дом.

– У меня есть ключ. – Незнакомый голос – ровный, безэмоциональный, мертвый.

– Я сменила замки.

– В бюро ты держишь запасной.

О боже!

Фиона опускает длинные, узкие кисти рук в широкие карманы пальто.

– Ты взяла мой телефон и ответила на звонок Джоанны.

– Она сюда не заезжала. – Мой голос звучит необычно тонко.

– Верно.

– И кто здесь жил?

Губы сестры едва заметно кривятся в улыбке.

– Думаю, ты и сама догадалась.

– Ты, – отвечаю я.

Она молча кивает.

– Почему?

– Потому что Джоанна отменила бронь. Дом был абсолютно пуст. И оплачен. Почему бы нет?

– Это не причина, – коротко роняю я.

– Надо придумать что-то получше? Ну хорошо. Дрейк гостил у родителей Билла. А мне требовалось закончить буклет. Дома меня постоянно отвлекали бы от работы, поэтому я решила пожить у тебя. В настоящем писательском доме.

Меня будто обдает ковшом ледяной воды – таким холодным тоном произнесены последние слова.

– Если бы ты попросила, я бы разрешила тебе здесь пожить.

– Я трижды звонила тебе во Францию.

– У меня не ловил телефон. Ты могла сказать об этом после…

Фиона издает резкий смешок, но, вопреки ожиданиям, ничего не говорит.

Вдалеке у подножия скалы беснуются неуемные волны.

– Тут не было твоей машины, – нарушаю я затянувшееся молчание.

– Я приехала на такси. Хотелось, чтобы все было по-другому. Хотелось войти в дом самой. Как… просто – я. Не сестра, не жена, не мать. – В голосе ни тени эмоций – нож затупился. – Хотелось переступить порог этого тихого, безмятежного уголка, насладиться комфортом повседневной для тебя жизни – жизни привилегированных. Сидеть за твоим столом с видом на море и писать, писать, писать…

– Кабинет был заперт на ключ.

Она равнодушно пожимает плечами. По пренебрежительному жесту ясно: взлом замка для нее – не преступление. Дело плохо… Уж если сестра попала в кабинет, можно не сомневаться, что она в нем нашла.

Фиона делает шаг ко мне – я отступаю.

Не вынимая рук из глубоких карманов пальто, она молча меня огибает и заходит в кабинет. Именно так она всегда врывалась в мою детскую: шарила глазами по полкам, проверяла гардеробную, осматривала горку мягких игрушек в изголовье кровати. Выцепит что-нибудь – любимую книгу с картинками или блестящую ручку – и уносит к себе, «на время». «Эль, сестры должны делиться!» Интересно, она вела себя подобным образом по праву старшей и более сильной? Или просто считала, что ей все обязаны и можно безнаказанно забрать любую вещь?

– А знаешь, – вскинув подбородок, стальным голосом начинает Фиона, – за то время, что ты здесь живешь, я поднималась в кабинет всего один раз? Тогда он еще не был полностью обставлен, ты хотела показать мне письменный стол.

Она кладет на стол сумочку и обводит пальцами рисунок древесины.

– Представляю, сколько трудился Флинн! Сколько сил ушло на реставрацию… Писательский стол для его маленькой писательницы… Он так в тебя верил! – Сестра тянет за ручку верхний ящик, словно восхищаясь податливостью выдвижных механизмов и мастерством исполнения, и оставляет его открытым. – Меня удивляло, почему ты никогда меня сюда не приглашала. Думала, тебе неловко. Здесь ведь настоящий писательский кабинет с великолепным дубовым столом и видом на море. Никакого хлама – чистое, открытое пространство. И изумительно обитое кресло для чтения. Идеальное место, Эль. Правда. Ты создала… святилище. Наверное, в силу природной деликатности ты не хотела размахивать у меня перед носом этим великолепием – согласись, такой красоте любой хоть немножко, но позавидует?