Скажи, что ты моя - Элизабет Нуребэк

Я засмеялась. Голос у меня был хриплый и жалкий.

– Думаешь, он тебе изменяет? – спросила Пернилла. – С ней?

– А ты как думаешь?

– Ты сама говорила, что вы с лета не занимались сексом. А тут эта молодая горяченькая блондинка. Она балдеет от него, ясное дело. Трудно устоять. Он же мужик.

– Спасибо, мне полегчало.

– Жене под сорок, у нее кризис, а тут молодое упругое тело на пятнадцать лет моложе.

Я посмотрела на воду.

– Да, сделать выбор нетрудно, – произнесла я задумчиво.

– Или есть какое-то иное объяснение, – продолжала Пернилла. – И его никогда не интересовал никто, кроме тебя. Думаешь, он вправду с ней спит?

Я закурила третью сигарету, чувствуя на себе взгляд Перниллы. Держа сигарету между пальцами, я посмотрела на нее.

– Курение имеет весьма явственный успокоительный эффект, – произнесла я. – Знаешь, какой процент пациентов психушки начинает там курить? У нас в пятом отделении была курилка. Или приходилось выходить на балкон с высокой решеткой, напоминавшей куриную клетку. Все, чтобы удержать нас от соблазна прыгнуть с четвертого этажа.

Подумав, я продолжила:

– Даже не знаю, что для Хелены было тяжелее: видеть меня в панике, накачанной лекарствами, или курящей, дабы успокоить нервишки.

– Она волновалась за тебя, Стелла.

– Да уж, в последнее время вам всем пришлось несладко из-за меня.

– Нет, не из-за тебя.

– Хенрик рассказал тебе, что случилось?

– Мне кажется, это ты должна была давным-давно все рассказать.

Я сделала последнюю затяжку, погасила окурок.

– Прости.

– Давай начнем с Алисы. Когда ты пришла ко мне, ты была уверена, что она умерла. Ты по-прежнему так думаешь.

В голове у меня мелькнула внезапная мысль, и я схватилась за телефон. Пролистала изображения и нашла сделанный мною скриншот.

Пернилла взяла у меня из рук мобильник и рассмотрела фото.

– Что это? Это она?

Выражение ее лица изменилось. Она увеличила изображение и чуть слышно ахнула.

– Вылитая Мария! – воскликнула она.

Пернилла посмотрела на меня.

– Что ты намереваешься делать? – спросила она. – Чего ты хочешь? Ты это знаешь?

– Да, – ответила я. – Я знаю, чего хочу.

– Расскажи.

– Я хочу принять горячую ванну.

Зайдя обратно в квартиру, я наполнила ванну водой. Попробовала ее рукой – почти кипяток. Я содрала с себя одежду, открыла окно в ванной, впустила осенний воздух, от чего по моей голой коже побежали мурашки. Потом взяла все те лекарства, которые Хенрик получил для меня в аптеке, и кинула их в помойное ведро под раковиной.

Я залезла в ванну. Вода обжигала кожу, у меня перехватило дыхание. Упершись руками в края ванны, я закрыла глаза и, часто дыша, опустилась в горячую воду.

Откинувшись назад, я смотрела в потолок, вдыхая холод, проникающий в открытое окно. От горячего пара все мысли таяли. Все вопросы, все чувства вины и стыда. Мой нелепый выбор, мои отчаянные попытки. Все неудачи, все глупое вранье.

Все бледнело и растворялось в воздухе.

Когда я вылезла, вода была уже совсем холодная. Зеркало запотело, я вытерла его. Увидела в нем женщину, которая вопросительно смотрит на меня.

Мне она была знакома, хорошо знакома. Я знала ее лучше, чем кто-либо другой. Об этой женщине мне было известно все. У нее не было от меня секретов, ей не удастся что-то скрыть от меня.

И я устала от нее.

Устала от ее бреда. От тех проблем, которые она создает, ее ограниченности, последствий ее поступков, меня все это достало. Она об этом знает. И я вижу по ней, что она все понимает.

Я держала руки перед собой. Сильные, крепкие. Они больше не дрожат. Я закрыла окно, обмоталась полотенцем, размашистыми движениями расчесала волосы. Открыла шкафчик, нашла ножницы. Провела по острию пальцем – лезвие разрезало кожу. Из ранки выступила капелька крови.

Ножницы острые.

То, что нужно.

Керстин

На несколько дней она осталась со мной. И вот теперь она заболела. Удачно, что она не села на поезд в Стокгольм. Пусть останется дома, пока не поправится.

Я прибралась. Вытерла пыль, пропылесосила, помыла полы и все расставила по местам. Даже цветы полила. Изабелла мне немножко помогла.

Дом ожил. Это невозможно описать иными словами. Я ожила. Несмотря на все трудности и скорбь по Хансу. Несмотря на то, что в последнее время у меня началась бессонница – все это время я буквально места себе не находила от постоянной тревоги.

Теперь мы с Изабеллой вдвоем. Всегда так и было. И ей полезно немного побыть в тишине. Ее поощряли в поисках «правды». Стоит ей только точно узнать, кто ее отец, почему он не принимал участия в ее жизни, как что-то изменится. Что, по ее мнению? Она даже не подозревает, о чем идет речь. А я-то знаю. Изабелла понятия не имеет, насколько ужасна правда. Если бы она это узнала, то раскаялась бы, что вообще задавалась этим вопросом. Человека, которого она называет своим настоящим отцом, ей не захотелось бы видеть. И, к счастью, этой встрече не суждено случиться.

Какой смысл препарировать мою жизнь, мой выбор, мои решения? Правда не дает желаемого освобождения. Это все ложь. Напротив, правда больно ранит. Правда рвет и крушит. Правда причиняет боль.

Родить ребенка может кто угодно. Вырастить ребенка, дать ему силу и характер, любить свое дитя – это совсем другое дело.

Ханс не был биологическим отцом Изабеллы. Но он стал для нее лучшим отцом, чем мог бы стать ее биологический отец. С ним я совершила ошибку. Ошибку, которую мне пришлось исправить. Но какой смысл копаться в прошлом? Из этого ничего хорошего не выйдет.

У Изабеллы и Ханса были прекрасные отношения. За это я благодарна. Он был для нее замечательным отцом. Разве ей этого недостаточно? Мне только хотелось бы, чтобы она чуть больше ценила меня. Показывала мне свою любовь, как делала в детстве. Мы любим друг друга. Она любит меня, я знаю. Но мне хотелось бы увидеть в ней проявления любви. Я хотела бы ощутить это. Мы с ней родная кровь.

Взгляды. Пикировка. Вопросы. Подозрения.

Раньше она такой не была. И в те дни, что мы провели вместе в Веллингбю, все было по-другому. Теперь вопросы сыплются на меня как дождь. Вдруг ей все надо знать. Я пытаюсь отвечать, как могу, а она все недовольна. Как она изменилась! Словно отравили чем-то. Это в ней пустила корни ложь, эта ложь все портит.

Конечно, я могла бы сидеть и грустить по поводу выбора, который я сделала. Но я не хочу предаваться этому занятию. Все вышло, как вышло. Разве лучше было бы Изабелле узнать раньше, что Ханс ее удочерил? В этом я далеко не уверена.