Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

* * *

Листьев ушел, а я купил у мальчишки вечернюю газету. Политика, политика, спорт, финансы… это меня сейчас не интересует; наконец – культурная жизнь. На полстраницы – Электра в королевской мантии и крупными буквами: «Театр Латино. Новый министр сегодня вечером в эпосе «Ночные феи»». Но и феи меня сегодня тоже не интересовали. Я открыл следующую страницу и углубился в изучение художественных выставок. И здесь мне повезло. «Вернисаж: школа Пикассо в Риме. Торжественное открытие – 19.00». Я посмотрел на часы: 19.10 – и допил кофе.

* * *

При входе предлагалось предъявлять пригласительный билет. Но солидный вид дипломата советского посольства, решительная походка, небрежный кивок даме у входа сработали безотказно. Со мной самым вежливым образом поздоровались и пригласительного билета не спросили.

Торжественное открытие уже состоялось. Люди толпились у стойки, где разливали прохладительные напитки, и у картин в первом зале.

– Сколько залов? – спросил я у человека с красной повязкой.

– Три.

«Вот удивятся посольские, увидав меня здесь», – думал я, протискиваясь во второй зал. И в этот момент заметил человека, ради которого пришел.

«Прогрессивный» художник тоже меня увидел, узнал и с радостным: «Такие события! Такие события!» подлетел ко мне, изящно обогнув по дороге двух крупногабаритных матрон.

От него пахло спиртным, и был он традиционно небрит. Глаза излучали неподдельную радость, руки описывали полу-дуги.

– Такие события!

Он принялся пересказывать последние новости из Москвы, но я обрезал:

– Мне нужна информация.

Тот сразу осекся и стал серьезным.

«Из него неплохой осведомитель может получиться», – отметил я.

– Мне нужны сведения об одном скульпторе.

Я пытался поподробнее припомнить, что Крокодил говорил об отце Сосульки. «Очень странный скульптор. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади. При случае можно внутри от полиции спрятаться».

– Этот скульптор, – неуверенно начал я. – Он работает… Он работает… – я никак не мог найти подходящих слов. – У него каждая скульптура – величиной с памятник на площади. Монументалист.

– Длинный Пипо, – уверенно изрек художник. – Он умер месяца два назад.

– У него есть дочка, – осторожно продолжал я.

– Длинный Пипо, – повторил художник.

– Вы не знаете, где у него была мастерская?

– В самом конце Номентаны, в доме, где внизу продают аквариумных рыбок. Только это не мастерская, а дерьмо. О покойниках дурное не говорят, но он все равно как скульптор дерьмо.

– Меня интересует его дочь.

Художник понимающе хрюкнул:

– К ней надо с подходом. Пару иностранных слов сказать. Про высокие материи поговорить. А остальное как у всех. Ноги, правда, никудышные.

– Их можно отбросить, – подсказал я.

Художник загрохотал:

– Желаю удачи. Как вам выставка?

Я замялся:

– Как вам сказать…

Оказавшийся рядом субъект в кожаной куртке без приглашения вступил в разговор:

– Выставка? Вы называете это выставкой? Еще одно доказательство вечной бесталанности неутолимого безумства, вот что это такое! Бесталанность безумства.

– В зависимости от того, что считать безумием, – спокойно отпарировал художник и угрожающе повернулся к субъекту.

Я счел за благо тихонько смыться.

У выхода дама спросила:

– Как вам выставка?

– Это еще одно доказательство вечной мудрости неутолимого рассудка, – многозначительно продекламировал я.

Дама что-то хотела ответить, но я уже был на улице. До Номентаны минут двадцать.

Магазин с рыбками я нашел сразу, аккуратный трехэтажный домик с балконом на третьем этаже. Стеклянная дверь в магазин, рядом другая с интерфоном. Я нажал кнопку. В динамике зашипело, потом женский голос спросил:

– Кто это?

– Я в отношении скульптур вашего покойного отца.

– Уже поздно.

– Я не надолго.

– Кто вы такой?

– У нас есть общие знакомые. Манини. Альбер.

Под этим именем в Риме жил Крокодил.

– Поднимайтесь.

Я поднялся на второй этаж. Всего одна дверь. Когда я подошел, она открылась, и я чуть было не столкнулся с женщиной лет тридцати, в роговых очках, в строгом синем брючном костюме.

«Давно не Джульетта и далеко не Афродита», – отметил я про себя. Я представлял себе Сосульку совершенно другой.

– Проходите.

Я оказался в квадратном холле, обтянутом серыми узорными матерчатыми обоями. Одну сторону квадрата занимал камин, напротив окно, закрытое тяжелыми занавесками, в одном углу широкий старинный диван, в другом – этажерка с книгами, слева и справа стены, сплошь увешанные картинами. Разные по стилю, они были вставлены в совершенно одинаковые посеребренные рамки, поэтому и сами с первого взгляда казались одинаковыми. На одном кресле валялась шаль. Здесь хозяйка, видимо, сидела до моего прихода. Сидела, читала и слушала музыку: диск проигрывателя на этажерке все еще вертелся, книга в коричневом переплете лежала на полу рядом с креслом.

– Какова цель вашего визита?

– Цель визита? – переспросил я. – Хочу сначала на тебя посмотреть, а там видно будет.

Она вздрогнула:

– Я вам не давала повода так со мной разговаривать.

Большая камея раскачивалась на ее груди, и она все время поправляла ее рукой.

– Для начала мы поговорим о человеке, с которым ты спала.

Не дождавшись приглашения, я плюхнулся в кресло.

– Мы ни о чем не будем говорить. Вы сейчас встанете и уйдете. Пока я не вызвала полицию.

– А ты знаешь, что твой любовник – русский шпион? И он сбежал.

Слова эти не произвели на Сосульку никакого впечатления.

– Поторопитесь уйти, пока я не вызвала полицию.

– А ты и вправду сосулька. Смотри, как бы не растаять.

При слове «сосулька» она вздрогнула, потом спокойно произнесла:

– Уважаемый синьор, вы можете меня шантажировать, можете меня пугать, но если вам что-то от меня нужно, советую прежде всего изменить тон.

– Мне действительно от тебя нужна кое-какая информация.

– В таком случае потрудитесь вести себя приличнее.

Ее верхняя губа брезгливо изогнулась, и теперь губы образовывали равнобедренный треугольник. «Типичная интеллектуальная мымра, – соображал я. – С такой чем грубее, тем эффективнее».