Деревня Нюркин луг, или Тайна печатной машинки - Акулина Вольских

— Я не о том, Жень.

— А о чём? — все ещё не понимала я.

— Свидание, — ответил он, приподняв бровь.

Я остолбенела. Вот так поворот. Ещё месяц назад я бы прыгала до потолка от такого предложения, а от одной улыбки и игривого взгляда Андрея растекалась лужицей. Сейчас же испытывала смешанные чувства. Вот он — моя мечта. Сам подошёл, сам зовет, вопреки правилам. Надо радоваться, а я...

— Я... Пока не знаю, чем буду занята...

— Ты же сказала, выходной? — прищурился он.

— Выходной, ага... Давай... Давай я подумаю и напишу тебе сегодня вечером?

— Ну подумай, — Андрей напоследок улыбнулся своей белозубой улыбкой и отошел к следующему спортсмену.

По дороге домой обдумывала ситуацию и пути решения. В памяти всплыл образ охотника. Хмурый, угрюмый ворчун. Сейчас я и сама была такой же. От былого оптимизма не осталось и следа. Пустая телесная оболочка, напичканая нервами. Я вспоминала случай в палатке у лазарета, его пристальный взгляд, руки, бесцеремонно обнимавшие меня на холме у замка перед боем. Губы, жадно целующие, лишающие воли. И слова Дарёны, сказанные на ручье перед свадьбой:

— Не хочу и представлять кого-то другого на месте Тима. Уж лучше там вместе умереть, чем с другим всю жизнь жить.

Не хочу. Не хочу никого другого. Даже Андрея, по которому сохла несколько месяцев. Хочу обратно, вернуться к ним. Хочу снова слушать смех Даши, недовольный бубнежь Себастьяна, перепалки зверей...

— Их нет, — шептала себе, желая всем сердцем обнять каждого. — Его нет. И не будет. Я его придумала.

Желая сбросить возникшее напряжение, воткнула в уши наушники, включила музыку. Любимая группа заголосила песню про злодея и шапку, сняв которую, бедняга лишился головы. Сказка, которую Боян рассказывал на рынке в Сизой горе. Переключила. «Лесник», подчевавший заблудшими гостями своих друзей-волков. Следующая — «Хозяин леса». Переключила.

— «Охотник Себастьян, что спал на чердаке, вдруг почернел лицом, стал дряхлым  как старик...», — пели Король и Шут. Сморщилась от тяжелых воспоминаний.

Следующая... Как будто вся вселенная задалась одной единственной целью — добить меня, в наушниках играл припев песни про «Забытые ботинки»:

— «Дальний путь зовет меня,

Но уйти я не могу.

Возвращаюсь снова я,

Твой облик в сердце берегу... »

Глаза, плечи, руки... Я почти видела перед собой охотника с его ироничной ухмылкой. Слезы опять настырно заволокли глаза, отчаяние прорвалось всхлипом. Больно. Как же больно. Со злостью выдернула наушники, выключила музыку и запрокинула голову назад, чтобы гадкие слезы не смели вытекать. Понимая, что снова погружаюсь в беспросветное уныние, встряхнулась, достала телефон и написала Андрею:

— Я согласна.

Так будет правильно. Нельзя жить выдумкой, надо двигаться дальше, жить своей реальной жизнью, пока окончательно не поехала крыша. Возможно, если переключусь на Андрея, былые чувства вспыхнут, и получится выбросить из головы давящие мысли.

— Отлично, — ответил тут же тренер. — Заеду за тобой в 12.

К полудню следующего дня автомобиль Андрея уже стоял у моего подъезда. Поправив макияж, волосы, спустилась вниз и натянула на лицо улыбку. Почти даже настоящую.

— Куда поедем? — спросила с интересом.

— Будет сюрприз, — снова улыбнулся мужчина и подмигнул, открывая для меня дверь.

Мы долго ехали по городу, выехали за его пределы. Я ещё раз спросила о конечной точке, но Андрей отшутился, оставив меня в неведении. И зря...

Он остановил авто на гравийной площадке рядом с деревянным забором. Я сразу узнала это место. Музей русского деревянного зодчества. А в это время здесь проходил фольклорный фестиваль.

— Ну? Готова?

Нет. Совсем. Воспоминания уже не кружились в голове. Они били, словно молот по наковальне. Как кузнец, к которому Себастьян привёл подковать Яру.

— Угу, — ответила я. Решила так решила. Забыть, выбросить из памяти.

Андрей закрыл машину, протянул мне руку и вёл в эпицентр имитированной славянской жизни. Я же то и дело ловила флешбеки.

Хряк в загоне. Недалеко от него — козёл с придурковатой мордой. Чуть дальше — серая лошадь, катающая детей. И дети в льняных одеждах с вышивкой.

Дома здесь были в основном больше, выше, чем избушки в Нюркином лугу и других деревнях Долины, но сходство было колоссальным.

Облаченные в русские костюмы люди, кружили в танце под народные мотивы.

— Смотри, гусли, — сказал Андрей и ткнул пальцем в одного из музыкантов.

— Это — гудок, — поправила я.

— Что?

— Гудок. Струнный смычковый инструмент. А гусли вон там.

Андрей что-то отвечал, но, чем дальше мы шли, тем сложнее мне было его слушать. Поймав в толпе силуэт девушки с длинными рыжими волосами, я остановилась.

— Даша... — еле слышно шепнула, ощущая, как сердце разгоняется быстрее.

Девушка обернулась, помахала кому-то рукой. Не она...

Я разглядела и Тимофея, и Макара. Даже Добромира. Конечно, это были не они. Память уступчиво подкидывала мне их образы, позволяя разглядеть схожие черты в абсолютно незнакомых людях.

В самом центре праздника гуляния были в разгаре. Толпа танцевала, вовлекая зрителей, смеялась, радовалась, звенела. Я вспоминала праздник кукушки, пляски на свадьбе в Истопе и поселении разбойников. И ощущала, как душа рвется на части. Соглашаясь на свидание с Андреем, я надеялась забыться, отвлечься. На деле же, мне становилось только хуже.

Андрей потащил меня танцевать. Почти ничего не соображая, пошла с ним, крепче вцепилась в его руку, будто только так могла удержаться в сознании и не упасть.

Вереница людей расцепилась, пустила нас в круг и завертелась дальше веселой каруселью. Как марионетка, безвольная кукла, волоклась с остальными, пытаясь не запутаться в ногах. Обернулась, и сердце рухнуло вниз. Рядом с одним из домиков, подпирая плечом стену, стоял мужчина. Серый растянутый свитер, узкое лицо, взъерошенные русые волосы. Он повернулся в мою сторону, посмотрел сквозь меня, а внутри заболело сильнее... Не он. Не мой Никита.

Это было похоже на издевательство, пытку, выдержать которую становилось сложнее с каждой минутой.

— Жень, ты чего? — спросил меня Андрей. Танцующий хоровод продолжал движение уже без нас. Я же стояла столбом в стороне не в силах пошевелиться.

— Извини. Устала.

— Окей. Давай передохнем.

Он уводил меня дальше от толпы, где музыку и голоса было слышно меньше. Постоянно говорил что-то, рассказывал о своей жизни, о себе. Я невольно продолжала сравнивать его с Себастьяном. За все время знакомства охотник не сказал и в половину меньше, чем успел выдать Андрей за пару часов. Притом, преимущественно о себе. Задумалась о том, что же все таки изменилось? Андрей только сейчас стал таким или я раньше не замечала его увлеченности самим собой? Рисуется, корчит из себя не пойми кого. Смешно даже. Чем дальше мужчина продолжал изображать из себя мачо, тем быстрее я теряла интерес. В конце концов, его речь превратилась для меня в бессмысленный гул. Будто пчелиный рой летает рядом и назойливо жужжит.