Моя любимая сестра - Джессика Кнолл

А знаете, что еще дорогое? Лавовый камень в гостевой ванной, который Бретт – Бретт а-ля натюрель – испачкала темной краской для волос. О да, блестящая темная грива волос? Не настоящая, но Бретт не рискует ходить в парикмахерскую, чтобы об этом не узнали, поэтому делает все сама. А еще дорогая узорчатая шелковая дорожка в коридоре, на которую Бретт пролила кофе и попыталась очистить с помощью мыла и воды, в итоге избавилась от кофе, но стерла рисунок. А конфетница, принадлежавшая еще бабушке, которую Бретт по пьяни разбила, пытаясь снять обувь? Она была не дорогой. Но бесценной.

Нацеливаю большой палец ноги на подножку велосипеда Бретт и перекидываю ногу через сиденье, намереваясь доказать, что она дала мне развалюху. Я думала, мотор выключен, и совершенно не ожидала, что велосипед рванет еще до того, как мои ноги коснутся педалей. Я инстинктивно усиливаю хватку на ручках и не успеваю ничего понять, как снова несусь к этим деревьям, сердце оказывается между лопаток.

Не знаю, почему я не разворачиваюсь. Это приходит мне в голову позже. Это не происходит так быстро. Хотя время как будто замедляется, когда я ускоряюсь, даруя мне вечность, чтобы сделать другой выбор. Но я все равно решаю ехать прямо на деревья на победившем велосипеде Бретт.

В последний момент я передумываю. Сворачиваю направо, хотя тропинка занята. На моем пути стоит Лайла, неразумная и неподвижная, с канистрой в руке – без сомнений, шла пешком к реке, чтобы написать в Инстаграме, что два часа своей жизни пожила бедной маленькой деревенской девочкой. Она племянница своей тети. Сила столкновения закидывает ее на руль велосипеда, поэтому на мгновение мы становимся одной из тех картин, которые идут в комплекте с рамками на верхнем этаже Bloomingdales. Черно-белая стоковая фотография красивой прогулки мамы с дочкой: девочка, хихикая, едет на руле, а мама с горькой радостью крутит педали. Ведь это и значит быть хорошей мамой, верно? Смаковать свою неудовлетворенность. Нас приняли за родственниц, когда мы приехали в частную больницу района Гелиз, ведь все, кто не белокожий, родственники, согласны? Медсестры и доктора задавались вопросом, почему я не плачу, когда у моей дочери из ушей течет кровь.

– Я в порядке, – говорю Джесси с вежливой изможденной улыбкой, которая стала моей постоянной спутницей после смерти Бретт.

– Думаю, это поможет, – отвечает Джесси, маша кому-то из операторов.

– Нет, правда, – настаиваю я, сердце бьется громче, – мне не нужно это видеть. Я была там. Я помню.

Высота моего голоса прямо поражает окружающих, мне протягивают компактную камеру со стоп-кадром группы облаков, что в тот день низко висели над Марокко. Джесси предложила мне пересмотреть ролик с несчастным случаем, восстановить в памяти перед тем, как обсудим его. Бретт предупреждала о чем-то подобном перед смертью – что исповедальные интервью могут быть физически утомительными. И его мы снимаем последним, но говорим о несчастном случае в настоящем, чтобы сложить историю, которую сочинили продюсеры. Еще Бретт сказала, продюсеры любят задавать вопросы о тех женщинах, которых ты считаешь подругами, чтобы заставить тебя в них усомниться. Иногда даже будут показывать видео, в котором твоя «подруга» бросает на тебя тень, чтобы ты разозлилась и ответила тем же. Но я не слышала, чтобы кому-то приходилось просматривать съемку женщины, которая пытается убить себя, но передумывает и вместо этого переключается на невинного ребенка. Уверена, это впервые для всех участников.

Я пришла к выводу, что «несчастный случай» – как сообщили в прессе и как мы продолжаем это называть – был у Стефани первой попыткой самоубийства, которая провалилась. У меня появились такие подозрения, когда мы вернулись домой и я узнала, что столкновение случилось в один день с выходом отчета The Smoking Gun. Я, как прилежный студент, часами изучала самоубийства через вождение и семейные истории самоубийц. Из мемуаров Стефани – из правдивой части, – я знала, что ее биологическая мать покончила жизнь самоубийством через передозировку. Исследования показывают, что человек склонен к самоубийству, если такое уже случалось с членом его семьи. Затем я наткнулась на другое исследование, показывающее процентную долю автомобильных смертельных случаев, из которых от 1,6 до 5 процентов – суицидные. Точное число рассчитать невозможно, потому что невозможно определить намерение, что является ключевым фактором для тех, кто решил выбрать этот путь. Люди хотят покончить с собой, но не хотят, чтобы их друзья и семьи плохо о них думали.

После смерти Бретт это подозрение превратилось в уверенность. То, что Стефани сделала в Марокко, было лишь пробным прогоном. «Могу ли я пройти через это?» – наверное, спросила она себя перед тем, как нацелилась на Квеллер, которую ошибочно приняла за Лайлу, я в этом уверена. Девочки одного возраста, роста и сложения, в одинаковых оранжевых головных шарфах, и прошлым вечером Стефани вела себя так странно, так агрессивно по отношению к Лайле.

Более того, по дороге в больницу Стефани неоднократно спрашивала, в порядке ли Лайла. Ее ключица взмокла от холодного пота, но лицо было сухим, безупречный макияж каким-то образом сохранился. Это был яркий летний день, слишком солнечный, чтобы ее зрачки выглядели такими расширенными.

Бог знает, на чем она сидела.

– Ты сбила Квеллер, – приходилось нам напоминать ей. – Подругу Лайлы. Гончарницу.

Запись включается без моего согласия, и я притворяюсь, будто заново проживаю весь ужас того дня, потому что Джесси за мной наблюдает, потому что мне кое-что от нее нужно. На самом же деле я смотрю на черный пластмассовой угол камеры, точно так же я притворяюсь, когда мастер засовывает зеркало мне между ног после восковой эпиляции зоны бикини. «Ага, выглядит круто», – всегда говорила я, даже не взглянув, а потом отправлялась на свидание через Tinder, пока Бретт сидела с Лайлой. Я давным-давно поняла, что у меня есть потребности и что когда они не удовлетворены, хорошего ждать не стоит.

И все же, как бы тяжело ни было, я бы никогда не обратилась к Винсу за облегчением. Это предположение невероятно оскорбительно.

– Боже, – резко втягивает воздух Джесси рядом со мной, наблюдая, надо полагать, как Стефани подкидывает Квеллер на руль. Я под стать ей бормочу что-то неопределенное.

– Спасибо, Сэм, – улыбается Джесси оператору, таким образом намекая ему на уход, чтобы мы продолжили интервью, пока обе эмоционально переполнены после просмотра столкновения.

– Джесси, – говорю я, – хочу сразу кое-что прояснить по вопросам в этом блоке. Обо мне и Винсе.

Джесси поджимает губы.

– Я не хочу отвечать на вопросы о нас.

– Но мы даем тебе возможность развеять слух, что между вами что-то было.

– Я вообще не хочу каких-то предположений, что между нами что-то было.

Джесси демонстративно молчит.

– Потому что ничего не было.

Джесси улыбается. И я понимаю, что она мне не поверила.