Космос. Марс - Никита Андреев

Бортинженер рванул к командиру Стивенсону. Тот, ожидая нападения, пригнулся. Кулак Покровского шваркнул по его лысине. Стивенсон подсел под удар и заломил Покровскому руку. Второй рукой Покровский двинул командиру в челюсть. Звук был смачный, похожий на столкновение двух куриных яиц. Стивенсон не растерялся, удар он словно и не почувствовал. Командир еще сильнее заломил руку Покровскому и тот оказался обездвижен. От ненависти Покровский ревел, зубы его скрежетали друг об друга с противным лязгающим звуком.

Доктор Пател оттолкнул Молчанова и полетел к Покровскому и командиру. Доктор собирался закончить то, что начал. Молчанов вцепился ему в ноги. Доктор Пател развернулся и ударил по едва зажившей руке.

Боль выбила слезы из глаз. Молчанов вскрикнул, но хват не отпустил. Доктор Пател нацелился ему в лицо. Молчанов пригнул голову, обнажив макушку. В этот момент подлетела Нака и стукнула доктора Патела по плечу. Удар едва мог вызвать даже легкий болевой синдром.

Доктор Пател схватил девушку за костюм, размахнулся и собирался ударить кулаком в лицо. Замаха хватило бы чтобы расколоть хрупкий череп Наки надвое.

Молчанов потянул Доктора Патела на себя. Энергия мощного удара доктора досталась воздуху.

Послышался звук стального затвора. В этот момент, доктор Пател перебросил Молчанова через плечо и тот насадился спиной на стальной поручень.

Командир Стивенсон держал в руке пистолет с широкой рукояткой под перчатку скафандра. Его щека горела красным и опухала на глазах. Дуло пистолета смотрело в лицо Покровского. Бортинженер сжимал кулаки и тяжело дышал. Его бровь была рассечена, капельки крови отрывались и кружили между ним и командиром.

— Ну давай, — сквозь зубы прорычал Покровский.

Командир не реагировал на его слова.

— Скотт, он с самого начала… — начал говорить доктор Пател, приближаясь к Стивенсону.

Командир перевел дуло на доктора. Пател от удивления вздрогнул и выставил руки перед собой.

— Я командир на этом корабле, и я не допущу…

— Не долго тебе осталось, — сказал Покровский.

— Не допущу, — еще громче сказал командир Стивенсон. — Никто не имеет права бунтовать. За неподчинение трибунал. Я командир, я буду командиром. Это приказ. Приказ. Я отвечаю за всех, я отвечаю…

Командир Стивенсон заговорился и будто провалился куда-то на миг.

— Убей нас всех сейчас, псих. А сам застрелись. Лучше пуля в башку, чем смерть в микроволновке, — сказал Покровский.

— Идиот! — сказал доктор Пател. — Мы можем выжить.

Покровский посмотрел на Наку.

— Может еще какие секреты вспомнишь?

Нака была в прострации и дрожала.

— Говори, — сказал командир Стивенсон доктору Пателу.

Доктор выдохнул.

— Капсула защитит.

— А приборы, электроника, умник? Все сгорит к чертям.

— Заберем внутрь. Выкинем из капсулыкресла, провизию — все лишнее. Главный компьютер отключим полностью, обложим грунтом. Слой в пять дюймов защитит его. У нас же остался грунт, так ведь, Андрей?

Молчанов кивнул. Рука его ныла и подергивалась, спина, казалось, вообще никогда не выпрямиться.

— А как быть с системой жизнеобеспечения? Она не влезет в капсулу и никакой земли не хватит ее закрыть, — сказал Покровский.

— Используем баки с водой. Обставим по периметру. Вода задержит радиацию.

Покровский молчал.

— Сколько тебе нужно времени? — спросил Стивенсон Покровского.

Покровский глянул с легким недоумением на доктора Патела и Командира Стивенсона, который все еще держал оружие, направленное на него.

— Ну вы даете, янки. Сначала убить хотели, теперь спасти просите…

— Сколько, бортинженер Покровский?

— Двенадцать часов. Справлюсь за девять.

— Проси все, что необходимо — сказал Стивенсон и убрал пистолет.

Командир обернулся к компьютеру. Все задержали дыхание. Покровский легко мог оглушить его со спины и завладеть оружием.

— Всем ясно, что делать?! — командным тоном сказал Стивенсон, не оборачиваясь.

— Да, сэр, — сказал Молчанов.

То же громко повторил доктор Пател, и Нака чуть тише.

— Так точно, сэр, — сказал Покровский и улетел.

* * *

Макс провел ночь на деревянной лавке с поджатыми гармошкой ногами, уткнувшись ими в голову соседа. Это был обитатель Свалки, как и остальные пятнадцать человек в камере, рассчитанной максимум на четверых узников. Все тело ломило. Вмятины на руках от зубов, избитого в подъезде парня, припухли и округлились синей каймой.

Когда решетка захлопнулась, несколько давно немытых мужчин позарились на его одежду. Спор о том, кому достанутся штаны и обувь перерос в драку. В итоге зачинщиков переселили — одного в другую камеру, а второго в тюремную больницу. Одежду Макс сохранил.

Остальным сокамерникам до него не было дела. Сгустившись в кучу, они обсуждали зачистку Свалки. Официально это называлось «расселением». Всех свозили в спец-центры, где проверяли на причастность к преступлениям. Мужчинам, кто не числился в розыске предъявлялись обвинения в бродяжничестве, хулиганстве и сопротивлению ареста. Им грозили не малым тюремным сроком и штрафом, который никто не в состоянии выплатить до конца своих дней. Вне протокола и предлагали полное помилование в обмен на согласие уехать в заброшенные города Сибири без права вернуться.

— Наши деды поднимали целину и сделали страну великой, чем ты хуже? — говорил поседевший старичок с родинкой на щеке, напоминающей головку гриба опенка. — Так и сказал мне вертухай. Моего прадеда сослали в Магадан. Не думал, что по его стопам пойду.

— Да ладно тебе выдумывать, — перебил другой мужик, помоложе. — Ссылали насильно, миллионы померли… Наслышался я этого вранья в детстве. Люди сами уезжали обживать север. О потомках заботились. Страну строили, и на хлеб всегда можно было заработать. Вот мой прадед лесорубом был, а дед инженером нефтяником, качал нефть там, где прадед деревья срубал. Уважаемые люди были. И всего в достатке. А теперь не нужна нефть, не нужна древесина. А как быть людям, которые больше ничего не умеют?

— Приспосабливаться, — сказал старичок.

— Ага, вот они и приспособились, здесь на горяченьком. Эти научники. Лишили нас всего, а сами жируют в теплых квартирах. — Мужик плюнул на пол и стукнул сверху тяжелым ботинком. — Я из Тюмени. Хороший город был, зимой холодно, снега по колено. Столько молодежи было, студентов. Верили в завтрашний день. Как появился этот синтез за пять лет город опустел. У людей не было денег, чтобы покупать еду, а потом и ее вообще перестали привозить. То, что вырастишь за три месяца, на том и питаешься весь год. Отец последнее отдал, чтобы отправить меня сюда. А сам то помер он, и мамка с бабкой следом. А теперь предлагают ехать мне обратно. Что бы мой батя сказал на это? Неужто зря помер.