Титус Кроу - Брайан Ламли

— Я тебе все расскажу, Анри, — сказал он. — Все — но в свое время. Сейчас я устал и, как вижу, ты тоже. Путешествие получилось долгим и изнурительным. Я поспал и изрядно подкрепился. Наше воссоединение с тобой здесь, на Земле, — просто чудесно. Мы живы, здоровы, и это явно было не самое худшее из наших приключений. Но мне бы не хотелось начать рассказ, а потом прервать его из-за усталости. Рассказ получится долгий. А прямо сейчас… — Он встал и подошел к стоящим в углу загадочным часам. Протянув руку, он смахнул с большущего циферблата пятнышко копоти. — Прямо сейчас хочу проверить своего «Старого Служаку», потом приму душ, а потом заберусь в кровать и просплю до вечера. Буду спать, как младенец, и на этот раз — просто спать, потому что хочется, а не потому, что устал. Если ты тоже хорошенько отдохнешь, мы продолжим беседу вечером.

Хотя я был сильно разочарован, я увидел в словах друга логику.

— Ладно, — кивнул я. — Только одно мне скажи. Что ты имел в виду, когда сказал, что часам предстоит совершить, по меньшей мере, еще одно путешествие, в котором должен участвовать я?

Кроу словно бы удивился. Он склонил голову к плечу и посмотрел на меня любопытным взглядом. Этот взгляд я хорошо помнил по прежним временам.

— А это все тот же самый любитель тайн и загадок, с которым я когда-то был знаком?

Я озадаченно раскрыл рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Кроу прервал меня, не дав вымолвить ни слова.

— Де Мариньи, я побывал в самых далеких уголках пространства и времени. Я познал разнообразие чужих миров и измерений. Я жил в палатах Чингизхана, я странствовал к далекому Югготу на краю Кольца, я разговаривал с невероятными разумными существами, живущими в ядрах солнц. Я охотился на древних равнинах Нортумберленда четырнадцать тысяч лет назад вместе с приближенными самого короля Конана. Я ходил по тем лесам и полям, где двенадцать тысяч лет спустя Адриан построит вал, который назовут его именем, и там я тоже побывал — во время строительства!

Он немного помедлил и задержал взгляд на циферблате часов, по которому хаотично сновали четыре стрелки.

— …Я застрял на берегах доисторического океана, Анри, где жил своим умом. Охотился на гигантских крабов. Сделал себе гарпун и ловил загадочных рыб. Убегал от динозавров, которые гонялись за мной. А за миллиард лет до этого я обитал внутри огромного кожистого конуса — живого организма, который на самом деле был членом Великой Расы, обитавшей на Земле в незапамятных безднах прошлого. Я повидал жестокую, владевшую миром империю Цан-Чан — через три тысячи лет после нашего времени, а потом — громадные темные склепы, царящие в конце времен. Я телепатически беседовал с суперразумными моллюсками в густых океанах Венеры — там, где потом еще полмиллиарда лет не смогут жить даже самые примитивные живые существа. Я стоял на пустынных берегах этих же самых морей десять миллионов лет спустя, когда они стали стерильными, после грандиозной эпидемии, уничтожившей жизнь на всей планете…

О, я был близок к тому, чтобы увидеть рождение вселенной. Я едва не увидел ее гибель! И все эти чудеса, и многие другие по-прежнему существуют сразу же за тонкой пеленой пространства и времени. Мои часы преодолевают эту пелену отважнее и увереннее, чем драккары викингов бороздили седое Северное море. И ты спрашиваешь меня, что я хочу сказать, когда говорю еще об одном странствии — вместе с тобой?

Когда я возвращусь в Элизию, Анри, в обитель Старших Богов в созвездии Ориона, в моем дворце там найдется место и для тебя. На самом деле, у тебя там будет свой собственный дворец. Почему бы и нет? В стародавние времена Боги брали себе не ложе дочерей человеческих, не правда ли? Разве ты не сделаешь обратное? Я так поступил, друг мой, и теперь вселенная принадлежит мне. Она может принадлежать и тебе тоже.

Почти что невозможно даже попытаться описать истинные ощущения от странствия во времени, де Мариньи. Честно говоря, когда путешествуешь во времени — а я это проделывал много раз со времени нашей последней встречи, — остается очень мало времени об этом задуматься. Понимаешь, сознанию приходится настраиваться, соединяться с механизмами машины времени, физически срастаться с самой сутью часов. Как тебе известно, я когда-то был до некоторой степени наделен телепатией. Так вот, этот талант вернулся ко мне, усиленный вдесятеро. Он укреплялся во мне с того самого момента, как я покинул Блоун-Хаус в ту давнюю ветреную ночь.

Экстрасенсорная чувствительность во мне осталась невероятно высокой. Я улавливаю вибрации, лежащие за пределами восприятия большинства других людей. Большинство людей физически слепы, а многие ли смогут объяснить цвета слепому от рождения? Вот так и я не могу описать это шестое чувство своей психики и то, как мне удавалось управлять часами, соединяясь с ними сознанием. Если я смог бы сказать, что часы — не машина, а отдельное существо, то тогда все получится так, будто бы…

Однако большая часть всего этого ни к чему, так как все равно я не смогу объяснить ощущение путешествия во времени. Даже точное управление часами пока мне недоступно. То есть я очень ловко вожу свое «транспортное средство» в пространстве и горжусь этим, но совсем другое — водить часы через время, поскольку это совершенно не согласуется с природой человека.

И конечно, именно по этой самой причине наша попытка путешествовать во времени вместе стала почти катастрофической. Я практически не имел опыта пользования часами. Сейчас поражаюсь — как я вообще рискнул предпринять такую попытку, а ведь тебе гораздо меньше известно о механике этих часов! Ты знал только то, что я старался объяснить тебе о них. Подумать только, что мы решились на такое странствие, остались в живых и теперь можем говорить об этом!

Но как бы то ни было, у меня уходило почти все время — опять-таки приходится употреблять это слово, хотя, откровенно говоря, оно теперь мало что значит для меня — только на то, чтобы ментально держаться за элемент квазивселенной, в который превратились часы. Я пытался овладеть «рычагами» управления с помощью своего неопытного в этом деле сознания, и при этом часы скользили и сновали из стороны в сторону по ткани всего пространственно-временного спектра. И при том, что часы как раз были созданы для подобной работы — ведь они просто-напросто представляют собой средство передвижения для путешествий по различным измерениям, человеку никогда не приходилось подвергаться таким стрессам. Мне приходилось сражаться со всеми силами порядка — силами, которые старались удерживать меня в моем верном и положенном для меня времени и пространстве и которые вовсе не желали позволять мне вырваться из моей сферы существования. Мало того, мне еще приходилось пытаться связаться с тобой, де Мариньи.

Наконец, когда я начал думать, что не смогу больше продержаться, когда я уже почти отказался от попытки овладеть управлением часами и решил сдаться, и пусть бы все полетело в тартарары, я вдруг ощутил, что моя «машина» вдруг выровнялась и полетела более строгим и четким курсом. И тогда я понял, что прилагал слишком большие усилия к управлению. Так у новичка за рулем из-за отсутствия мастерства вождения машина подпрыгивает и упирается. Часы были предназначены для гораздо более мягкого подхода, чем тот, который применил к ним я, но я, по крайней мере, начал немного продвигаться вперед в своем понимании множества сложностей и тонкостей общения с часами.