Мама, не читай! Исповедь "неблагодарной" дочери - Катерина Шпиллер

Теперь я знаю, что такое любовь, только теперь я это знаю. Каждый день просыпаться и улыбаться оттого, что рядом — он. Каждое утро пить кофе на кухне в пижамах, глядя друг другу в глаза и хихикая просто так: потому что солнышко смеётся в окно, потому что дворовые коты опять кричат дурниной и начинают свою обычную драку за лидерство и местную мяу-Кармен — драную и тощую, только что выкормившую очередную порцию котят... В это невозможно поверить, но каждый день мы взахлёб разговариваем так же, как и в первый день знакомства: нам всегда интересно друг с другом, мы обсуждаем всё на свете — природу, погоду, картины, кино, статью в газете, передачу на ТВ, людей, которых встречаем... О-о-о, как мы порою спорим, чуть не до драки! Ругаемся и кричим, потрясаем кулаками, обвиняя друг друга в глупости и непонимании! Ребята! Это и есть любовь, самая настоящая, самая сумасшедшая, самая нормальная! Примирение бывает нежным, бывает бурным, но всегда — бывает. И очень быстро. По улицам мы ходим, как влюблённые подростки-придурки — за ручки держимся. И расставаться не можем, совсем не можем, физически не можем...

С самого начала наших отношений я была покорена умом и образованностью Жени: ни один ранее знакомый мне человек не мог бы сравниться с ним в эрудиции и интеллекте. Померкли все и всё ранее известное. Впрочем, особенно и меркнуть было некому... С Женей я очень быстро поняла, в какую яму чёрного мракобесия и невежества стремительно летела все последние годы. Рядом с мужем у меня уже атрофировались потребность постоянного развития, стремление больше знать, больше видеть, больше понимать. А зачем? Чтобы самой с собой разговаривать?

Мама с папой, ага... Вернулись к ним, наконец. Эти светочи российской интеллигенции (каковыми они сами себя всю жизнь считают) уже несколько лет удручали меня своими убогими интересами и пристрастиями. Я не понимала: то ли я схожу с ума, то ли с ними что-то творится. Ну, например, они вдруг всерьёз увлеклись примитивнейшими сериалами... Много лет преданно пялились в «Санту-Барбару», выключая телефон во время демонстрации очередной серии, дабы никто, не дай бог, не помешал... Потом густо пошли российские дурные киношки, типа «Тайны следствия», в конце концов эта дорожка привела их в объятия «Моей прекрасной няни».

— Какие одарённые актёры! — с восхищением цокали языком родители.

— Да-а-а? — поражалась я. — И как вы это заметили вот в таком кино?

— Это ви-и-идно! Очень одарённые!

— Поэтому вы и смотрите это?

— А что? Вполне ничего. Такая развлекаловка...

«...для дебилов», — мысленно договаривала я.

Не обходили они вниманием и расчудесные юмористические передачи, такие как, например, «Маски-шоу». В конечном счёте дело дошло и до «Комеди-клаба»...

— Во вчерашнем выпуске была такая дивная шутка, — мама заранее лукаво улыбается в предвкушении моего радостного хохота — я же, дурочка, не смотрела их любимую передачу. — Ведущий спрашивает: а Трахтенберг — это фамилия или ваши планы на вечер? — и они с папой закатились, довольные. Я не знала, под какую мебель мне спрятаться от неловкости... Видимо, это им на самом деле казалось остроумным и, наверное, даже тонким.

Они стали одними из самых ярых поклонников «Комеди-клаба». В разговорах с ними я старалась не касаться этих тем никогда. Ведь я не могла пристыдить их и сказать: «Родители, вы уже совсем дошли до ручки». Я вынуждена была молчать.

Я не понимала своих родителей, которых прежде, ещё совсем недавно, хотя, возможно, всё-таки по инерции, считала людьми образованными и даже культурными. Всё более навязчивой и любимой становились у них темы «зелёных человечков в нашей жизни», «заряженной информацией воды», излюбленных болванами «энергетик» и «барабашек вокруг нас». А также тайн Христа с плащаницей, благодатного огня и прочей чепухи из любимого набора мракобесной публики.

Ну что ж... Много лет мои родители не видели ничего, кроме своей квартиры и телевизора. Они как бы закрыли себя в душной, провонявшей портянками казарме, куда давно не прорывался свежий воздух. Я вообще не понимаю, где, как и откуда они по сей день черпают хоть какие-то впечатления и представления о мире? Впрочем, они и не черпают... Их мнения и представления застыли в одной точке полвека назад, не претерпевая никаких изменений. По крайней мере, мне так кажется. И в творчестве матери давно не было ни свежих мыслей, ни новых образов.

...Уже лет десять я не знала, как мне высказывать матери своё мнение о её новых книгах. Они перестали мне нравиться, но я скорее откусила бы себе язык, чем обидела маму. Поэтому каждый раз повторяла примерно следующее:

— Ну, как всегда, мамуль, всё отлично, я получила громадное удовольствие, ты — молодец.

Ей этого было достаточно, к счастью. Когда я встретила Женю, он не знал писательницы Галины Щербаковой. Я была смущена, но просто дала ему почитать её книги. Я уже упоминала его мнение:

— Сейчас она пишет плохо. А когда-то давно у неё, безусловно, был талант, когда-то был дар. Но кроме таланта, прости, другого маловато — знаний, культуры, а порой и ума. Увы!

— И что получается у нас в сухом остатке? — спросила я. Я знала ответ, но мне было важно услышать эти мысли от Жени и таким образом убедиться в правильности собственной оценки.

— Раньше твоя мать на чистом таланте создавала хорошие вещи. Но она уже давно всё сказала, что могла, что в ней было, а больше ей поведать миру не о чем, она нигде не бывает, ничего не видит. У неё чисто умозрительные представления обо всём — о людях, об их отношениях, о жизни вокруг. А в конъюнктурно-бытовой литературе (именно в этом жанре она работает) несоответствие сегодняшнему дню видно сразу же, его не спрячешь. Хождение же по старым кругам уже никому не интересно.

Вот и я так думала все последние годы.

У моих родителей всегда была патологически активная жизненная позиция в политике. Правда, всё чаще и чаще они стали поддерживать то, что, на мой взгляд, умные и порядочные люди должны бы, как минимум, осуждать. Например, мама и папа активничали на митингах против увольнения Киселёва с НТВ (когда он оставил без работы большую часть своих сотрудников, мои родители молчали) или в поддержку требований чеченских террористов во время захвата заложников на Дубровке.

«Норд-Ост», такая боль... Я обожала этот мюзикл, считала его великолепным, ходила на него трижды, и ещё и поэтому горько плакала во время всей той жуткой истории. Когда узнала о том, на какой митинг пошли мои родители, я с ними поругалась.

— А что остаётся делать этим несчастным женщинам-шахидкам, у которых убили всех родных? — патетически восклицали мама с папой.

— Да вы сами-то себя слышите? — зло орала я. — Действительно, что им, бедным, остаётся, кроме как убивать ни в чём не повинных людей!

Я на самом деле уже совсем не понимала родителей, недоумевала, что творится в их якобы умных и образованных головах. Я просто чувствовала, что отдаляюсь, отдаляюсь, отдаляюсь... от них, от мужа... от всей своей прежней жизни. Просто не знала — куда плыву, с кем буду, кто рядом со мной останется, кроме дочери. Оказалось, что Женя...