Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева - Владимир Исаакович Соловьев

пребывая в этом замкнутом круге, член кремлевской элиты по какой-либо причине захочет узнать реальные факты в их реальном освещении, выход один — обращение к иностранным радиостанциям.

Достоверно известно, что в столовой у Сталина стоял большой полированный ящик с мигающим зеленым кошачьим глазом — привезенный ему шурином из-за границы радиоприемник “Телефункен". Даже апологетический биограф Сталина, имеющий доступ к засекреченным кремлевским материалам, признает этот факт, хотя и пишет, что Сталин “собирался распорядиться убрать “Телефункен" из столовой… но все откладывал на потом, даже подтрунивал над своей медлительностью и над тем, что и он, Сталин, с его положением, высокими категориями марксистского мышления, тоже не защищен от мелких житейских слабостей и пристрастий. И во время войны, когда советские информационные агентства давали приглаженные (самим Сталиным) сводки с полей сражений, а донесениям собственных полководцев подозрительный тиран не очень доверял, он нажимал клавишу иностранного радиоприемника, и припав к нему ухом, узнавал военные новости из русскоязычных передач зарубежного радио. Так Сталин впервые узнал о пленении своего сына Якова, который позже был казнен немцами.

К сожалению, мы не знаем, слушал ли “Голос Америки" или Би-би-си Хрущев, когда был у власти, но зато, когда она у него была отнята, на пенсии, он стал заядлым их слушателем. По словам его ближайших родственников, больше, чем международные новости и занимательные сплетни, Хрущева интересовала информация о собственной стране, от которой он был насильственно оторван.

Проживающий сейчас в Израиле русский писатель Феликс Камов-Кандель рассказывал нам еще в Москве о встрече в 1977 году группы еврейских отказников с брежневским министром внутренних дел Щело-ковым, который прямо сообщил им, что из вчерашнего выпуска “Голоса Америки" узнал о еврейской демонстрации в Москве, которая была разогнана подчиненными ему милиционерами. Так что даже о том, что происходит в его собственном министерстве, министр узнает из передачи иностранной радиостанции.

Сам Брежнев не менее своих министров и скорее всего более, чем его предшественники, был пристрастен к коротковолновому радиоприемнику, особенно, когда оказывался в райской зоне Завидова. Так называли жители окрестных деревень район подмосковных кремлевских дач, где члены Политбюро проводят значительную часть своего времени, — охотятся, отдыхают, заседают, работают и даже принимают иностранных гостей. Дабы обеспечить кремлевским олимпийцам спокойное и “чистое" слушание иностранных радиостанций, в этом районе начисто отсутствуют “глушилки". В этом мы не раз убеждались, оказываясь поблизости. Одна из сотрудниц дач в Завидово рассказывала нам, что Брежнев отдавал предпочтение японским коротковолновикам и старался не пропустить ни одной передачи “Голоса Америки". Особенно его занимали анализ дислокации политических сил в Кремле и оценка шансов его возможных наследников, дабы вовремя обезвредить наиболее вероятного из них.

Что касается Андропова, то будучи председателем КГБ, он слушал зарубежное радио по долгу службы. В штаб-квартире на площади Дзержинского, возглавляемой им до того, как он занял высокий пост, электронный коротковолновый приемник с пучком антенн, ловящий все радиостанции мира, является необходимым рабочим инструментом не только шефа, но и всех его заместителей, начальников отделов и т. д. Поскольку мало кто из них владеет иностранным языком, они слушают в основном русскоязычные иностранные передачи. Причем Андропов, по имеющимся сведениям, предпочитал "Голосу Америки" — Би-би-си: за чистоту информации, свободной от идеологической нагрузки.

В КГБ прослушивают в рабочем порядке все утренние передачи — не только с целью получения свежих новостей о своей стране и о мире, но и для сверки их с данными, получаемыми от иностранных агентов, а также для того, чтобы получить оперативные сведения о международной реакции на ту или иную операцию, тайно или явно инспирированную Кремлем (типа покушения на Римского Папу, уничтожения корейского авилайнера либо какого-нибудь ближневосточного террористического акта). И все это помимо рутинной круглосуточной записи всех без исключения русскоязычных (и на языках народов СССР) передач западных станций — от “Голоса Америки" до “Голоса Израиля", которые затем записываются стенографистками, перепечатываются и, наконец, подшиваются в объемистые гроссбухи и хронологически расставляются на полках спецархива для внутреннего пользования сотрудников КГБ. К ним имеют доступ и советские журналисты, составляющие на их основе антиамериканские и антисионисткие статьи, а то и целые книги — такие, как недавно изданные: “Отравленный голос эфира", “Анатомия лжи", “Истинное лицо сионизма", “Антикоммунизм в эфире" и множество других. Собственно, благодаря допуску в эти спецхранилища советских журналистов, мы и знаем о их существовании.

Помимо свидетельств прямых очевидцев о пристрастии кремлевской элиты к иностранному радио, мы располагаем личным признанием одного из ее представителей, сделанным за несколько лет до того, как он попал в Кремль. Речь идет о проигравшем Горбачеву борьбу за власть его главном сопернике Григории Романове. Это — единственный член Политбюро, с которым нам довелось по долгу службы несколько раз встречаться в Ленинграде, где он возглавлял партийную организацию.

Однажды журнал “Аврора", где один из авторов этой книги, Елена Клепикова, работала редактором, допустил крупную идеологическую ошибку, напечатав статью о “моральном подвиге ученого", где наряду с Эйнштейном, Ферми и Оппенгеймером, был также упомянут в качестве нравственного образца отец советской водородной бомбы академик Андрей Сахаров. Это было уже после того, как он опубликовал на Западе свою знаменитую работу “О прогрессе, сосуществовании и интеллектуальной свободе", но до того, как советская пресса начала против него злобную кампанию. А пока что остракизм Сахарова выражался в замалчивании его имени в печати.

Идеологический ляпсус был сочтен скандальным, и сам Романов вызвал редакторов “Авроры" в Смольный и устроил им головомойку за потерю бдительности. Скорее всего, редактор журнала Нина Сергеевна Косырева и в самом деле ничего не знала о “проступках" Сахарова, и то, как она защищалась, звучало искренне и, с точки зрения присутствующих сотрудников “Авроры", вполне убедительно: “Откуда мне знать, кто такой Сахаров и какое он совершил преступление!" — “Как

откуда! — повысил голос Романов. — Да “Голос Америки** о нем с утра до вечера передает!**

Наивная партийная дама, чья комсомольская юность пришлась на суровые сталинские годы, когда слушанье “вражеских голосов" считалось тягчайшим преступлением, ответила Романову с чувством собственного достоинства и внутренней правоты: “Голос Америки" никто из нас никогда не слушает — ни я, ни мои сотрудники".

Ей казалось, что она нашла удачный выход и доказала свою партийную лояльность, но это еще больше вывело Романова из себя: “Вы обязаны его слушать! И Голос Америки, и Немецкую Волну, и Би-би-си!

Это было настолько поразительное указание, что увидев, как вытянулись от удивления лица сотрудников журнала, Романов помолчал немного и добавил: “Не для того, разумеется, слушать, чтобы просто так принимать на веру враждебную пропаганду, а чтобы знать отравленное оружие