Как убивали СССР. Кто стал миллиардером. Роковые 90-е, разрушение Советского Союза, рождение олигархии - Андрей Савельев

Одновременно с Сергеем Пыхтиным свою оценку мятежу дал Гавриил Попов: «Сочетание рынка и диктатуры – это путь, подходящий для отсталых стран. И для России тоже – ей необходимы долгие годы авторитаризма» (Интервью еженедельнику «Эвенман дю жеди», «Гласность», август 1992 г.). Попов был соучастником организации мятежа и постфактум оправдывал его. Его словами свою позицию огласила тайная секта, постановившая уничтожить Россию и жестокими мерами подавить сопротивление русского народа геноциду.

Именно насилие 1993 года подтвердило, что в 1991 году мы имели дело не просто с массовой изменой высших (да и многих других) должностных лиц, но и с мятежом – насильственным захватом власти с целью уничтожения российской государственности. 1993 год стал апофеозом мятежа. Залитая кровью Москва – пятно в нашей истории. Мы не смогли раздавить мятежников. И многие годы разграбления страны, тотальной лжи ее правителей, измены образованных слоев, развращения правоохранительной системы – наше наказание за уступку врагам Божьим и человеческим.

21 сентября в 20.00 Ельцин издал Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе». Своим Указом он прекращал полномочия Съезда народных депутатов и Верховного Совета, отменяя действие Конституции. Циничная оговорка о гарантиях защиты прав и свобод граждан ничего не меняла. Правда в Указе была несущественна, ложь – огромна.

Сопровождающее выпуск Указа телевизионное обращение Ельцина к народу было просто невероятным нагромождением фальши. Тут было и превратное толкование итогов референдума, и циничные ссылки на Конституцию, и направленные не по адресу обвинения в дезорганизации экономики, и лицемерные ссылки на пренебрежение правом со стороны Советов – избранного народного представительства.

В основу ельцинского указа была положена наглая ложь. Он предъявил Верховному Совету претензии: «Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политики всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета Министров…» Ничего подобного, разумеется, не было. Было постепенно прозрение и утверждение в мысли, что ельцинизм – это чума для страны. Что никаких «реформ» он не предусматривает, а является сплошным беззаконием. Парламент просто начинал действовать по Конституции, не позволяя ельцинистам чинить произвол.

Ельцин объявил, что большинство в ВС пошло «на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года. Тем самым грубо нарушен Закон о референдуме, согласно которому решения, принятые всероссийским референдумом, обладают высшей юридической силой, в каком-либо утверждении не нуждаются и обязательны для применения на всей территории Российской Федерации».

На самом деле никакого решения упомянутый референдум не принял. Это был всего лишь опрос. Юридически значимых формулировок в нем не было. И применять было нечего. Воля народа состояла в том, что ни выборов президента, ни выборов парламента досрочно проводить народ не хотел. Правда, народ в большей мере предпочел поддерживать Ельцина, чем депутатов. Но это ровным счетом ничего не значило.

О том, что Ельцин совершал государственный переворот и сам действовал вопреки результатам референдума, следовало из его решения назначить выборы и провести их по своему сценарию и в условиях репрессий против оппонентов: «Необходимость выборов диктуется тем, что Российская Федерация – это новое государство, пришедшее на смену РСФСР в составе СССР и ставшее международно признанным продолжателем Союза СССР».

Ельцин «забывал», что он тоже является президентом исчезнувшего фрагмента СССР и тоже подлежит переизбранию. Называя Россию «новым государством», Ельцин определял события 1991 года как мятеж. Но новое государство может возникнуть либо в результате войны, либо в результате переворота. Россия, разумеется, не была никаким «новым государством» и быть таковым не могла. Новым был тиранический режим, установившийся даже не на годы, а не десятилетия. Вот о нем-то и беспокоились Ельцин и вся его шайка.

Ельцин объявлял, что вся проблема Конституции РФ состоит в том, что в ней нет положения о возможности принятия новой Конституции. От имени неназванных партий и движений он объявлял о намерении немедленно назначить выборы в некий никаким законом не утвержденный Федеральный Парламент. Что, по его мысли, будто бы, давало народу право «самому решить свою судьбу». Поводом же для насилия Ельцин выдвинул заботу о безопасности России и ее народов, потому что это «более высокая ценность, нежели формальное следование противоречивым нормам, созданным законодательной ветвью власти». И далее очевидно мятежная формулировка: «Прервать осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функций Съездом народных депутатов Российской Федерации и Верховным Советом…»

Подписание подобного документа по закону означало только одно – расстрел на месте или смертная казнь по суду. Ни того, ни другого не произошло. Не нашлось близ Ельцина ни одного офицера, верного присяге. Силовые органы увязли в мятеже по уши, и не могут быть уважаемы нашим народом, столько претерпевшим от ельцинизма.

Депутаты, увидев очевидные признаки разграбления страны, попытались остановить ельцинистов. Именно поэтому ставленник враждебных для России сил Борис Ельцин говорил в своем телеобращении в тот же день: «Наиболее вопиющей является так называемая “экономическая политика” Верховного Совета. Его решения по бюджету, приватизации, многие другие усугубляют кризис, наносят огромный вред стране». На самом деле вред стране приносила только вялость противостояния разрушительным экспериментам, которые доводили подавляющее большинство граждан до нищеты и создавали за их счет олигархическую группировку.

Ельцин говорил о том, что Верховный Совет готовил его смещение. И это было правильное решение. Не только смещение, но и заключение в тюрьму было бы шагом правильным и оправданным. К сожалению, с Ельциным предпочитали говорить на языке закона, когда он давно уже перешел грань законности и стал преступником. Только преступник мог провозглашать: «…я утвердил своим Указом изменения и дополнения в действующую Конституцию Российской Федерации».

Указ объявлял о следующих мероприятиях. На смену избранным по закону депутатам должен был прийти Федеральный Парламент. Выборы должны были пройти по еще не существовавшим на тот момент правилам, а разработать их должен был аппарат Президента. Внешний мир должен был быть проинформирован, что выборы «диктуются стремлением сохранить демократические преобразования и экономические реформы». Иностранцы должны были понять, что государственный переворот «полностью соответствует основам конституционного строя Российской Федерации, прежде всего принципам народовластия, разделения властей, федерализма, и опирается на волеизъявление народа Российской Федерации, выраженное на референдуме 25 апреля 1993 года». Предполагалось, что противодействие этим противозаконным выборам будет жестко пресекаться. Полномочия представительных органов субъектов Федерации пока сохранялись. Как показала практика – ненадолго. Конституционному Суду рекомендовано было не собираться. Вероятно, чтобы стыд глаза не ел, пока Ельцин и его сообщники будут топтать Конституцию.