Школа обольщения - Джудит Крэнц

С 1973 по 1976 год Принс и Вэлентайн работали бок о бок. Хотя продажа лицензий приносила неплохие деньги, их стоимость напрямую зависела от успеха коллекций готовой одежды, прославивших Принса. Если бы Принс начал скатываться — а несколько плохих коллекций подряд могут оставить не у дел любого американского модельера, — то со временем спрос на его имя мог бы и не возобновиться. Принс часто с грустью вспоминал историю Кристиана Диора, который был мертв добрых двенадцать лет, прежде чем вновь начали выпускать марку колготок под его именем. И это всего лишь один пример. Как чертовы французы этого добиваются?

Вэлентайн сработалась с Принсом, научившись даже думать, как он. Она освоила его основополагающую концепцию, отличавшую дорогие наряды в его стиле от работ других модельеров. Теперь, только зная заранее, можно было с уверенностью определить, кто из них двоих выполнял ту или иную деталь эскиза или предпочел одну ткань другой.

Но Вэлентайн не ощущала удовлетворения. Ей нравилась работа сама по себе: Принс платил ей сорок пять тысяч долларов в год, у нее были свои ассистенты, но она оставалась в тени и очень переживала по этому поводу. Ее работа на первый взгляд действительно носила творческий характер, но творила она в рамках образа, созданного Принсом; она была всего лишь ученицей, одаренной, но ограниченной в самовыражении. Богатые клиентки Принса не одобряли нововведений, им нужен был стиль Принса, они хотели быть уверенными, что их подруги всегда знают, что они одеты от Принса. Такая работа приносила Вэлентайн меньше личного удовлетворения, чем труд фальшивомонетчика, так как Вэл была лишена даже ощущения, что дурачит легковерную публику.

Вэлентайн тем не менее не переставала создавать собственные модели. Не уступая требованиям моды, господствовавшей на улицах, не поддаваясь влиянию мощного таланта Принса, она страницу за страницей заполняла разработками собственных идей. Единственным ее зрителем был Спайдер, манекенщицей — она сама. Теперь ей редко удавалось найти время, чтобы довести до конца хотя бы одну модель, еще и потому, что Принс требовал, чтобы она одевалась только в его костюмы, которые он делал для нее бесплатно. Он одевал всех женщин своего Бойкого Народца, что было само собой разумеющимся, и Вэлентайн оказалась для него незаменимой, ибо в одежду, создаваемую для богатых, довольно молодых, но консервативных светских дам она привносила собственную перчинку, которой не была отмечена ни одна из клиенток. Однако каждый сезон Вэлентайн упрямо шила хотя бы по четыре своих платья и вешала их в шкаф. Она ни за что не хотела отказываться от собственного, скрытого от посторонних глаз таланта.

Несколько раз в год Принс вынужден был выезжать из Нью-Йорка с демонстрацией новых коллекций, участвуя в важных благотворительных показах, которые проводились в крупных городах по всей стране. Он даже совершал презираемые им, но очень выгодные «гастроли», в сопровождении главного продавца и двух манекенщиц развозя коллекции образцов по крупным универмагам. Местная пресса сопровождала эти выезды шумными рекламными кампаниями, и в течение трех сумасшедших дней при поддержке магазина Принс принимал от женщин, слетавшихся возбужденными стайками на примерку, заказы на будущие поставки тех образцов, в которые клиенткам удавалось втиснуться.

Все крупные модельеры: Оскар де ла Рента, Билл Бласс, Адольфо, Каспер, Джеффри Бин — признают, что ничто так не стимулирует интерес к одежде у богатых женщин, редко выбирающихся в Нью-Йорк за покупками, как подобные «гастроли». Они не только помогают находить и удерживать серьезных заказчиков, но и дают возможность узнать, что пожелают выбрать женщины, огражденные от давления сверхосторожных магазинных закупщиков, если выпадет случай самостоятельно выбирать из всей коллекции.

На лето 1976 года Принс запланировал более длительную поездку, чем обычно. Он хотел совместить показ мод в Чикагском научно-исследовательском центре гастроэнтерологии с «гастролями» в местном филиале «Сакса», а затем выехать с той же целью в Детройт и Милуоки, коль скоро он все равно окажется на Среднем Западе. По секрету от всех он решил заехать домой в Де-Мойн и навестить свою овдовевшую мать, которая, произведя его на свет, стала местной знаменитостью, хотя ее подруги, такие же простые работницы, как она сама, знали Принса только по рекламным вырезкам из газет, которые его мать им показывала.

У Вэлентайн не оказалось сил, чтобы устоять перед соблазном. Принс уезжал на верные полторы недели, и она решила, что сумеет пронести свои последние модели к себе в кабинет и никто об этом не узнает. Затем она попросит кого-нибудь из манекенщиц примерить их. Наконец-то она увидит, как смотрятся ее платья на ком-то другом. Очень обидно шить одежду, которую видишь только на себе в зеркале. В последнее время ее неотступно преследовала мысль, что ее идеи вырождаются, становятся слишком индивидуальными. Может, ее вещи не будут смотреться на девушке с другим цветом лица и волос и другой манерой держаться?

В последнее время мне не удавалось показать свои работы даже Спайдеру, подумала Вэлентайн. С тех пор как он познакомился с Мелани Адаме, она почти не видела его. Даже сейчас, когда Мелани уехала в Голливуд, Спайдер держится особняком. Она готовила ужины и съедала их в одиночестве — дружба, которую она воспринимала как данность, испарилась. Она чувствовала себя заброшенной в пучину, хотя не признавалась в этом даже себе. Она никогда бы не подумала, что ее ветреный, без тормозов катившийся по жизни Эллиот способен так безумно влюбиться, и в кого? В эту до отвращения красивую сучку… Он совсем рехнулся, чертов дурень, и она, Вэлентайн, пришла к выводу: как жаль, что Спайдер не католик. Она бы с удовольствием организовала для него экзорцизм. В него явно вселился дьявол, как говаривала ее мать. Ничего хорошего из этого не выйдет; последнему идиоту ясно, что девица не любит никого, кроме себя, но разве мужчина, когда он влюблен, прислушивается к разумным доводам? Да и женщина тоже, мрачно улыбнулась своим воспоминаниям Вэлентайн. Она начала торопливо упаковывать недавно законченные платья в непрозрачные пластиковые пакеты. Сегодня ей нужно прийти на работу пораньше, пока никого нет, и повесить их в свой личный шкаф. Она ничем не рискует. Бет, черная манекенщица, ее хорошая подруга и, как всем известно, не любит сплетничать.

За полчаса до обеда Вэлентайн поинтересовалась у Бет, не сможет ли та уделить ей днем немного времени и примерить кое-какие вещи.

— А почему не сейчас, Вэл? Йогурт у меня с собой, я не собиралась никуда идти на обед. Если мы отложим на потом, могут прийти покупатели, и я понадоблюсь в демонстрационном зале.

— О, правда, Бет? Чудесно! Но послушай, хотя это и звучит глупо, но давай проделаем это у меня в кабинете. Я бы хотела, чтобы никто их не видел. Это всего лишь пара вещиц, которые я сделала просто так, для развлечения… ничего серьезного… Но ведь ты понимаешь, как мистер Принс…

— Все ясно. — Черная девушка была всего на сантиметр выше Вэлентайн и такая же стройная. Во всем остальном они были внешне совершенно не схожи, и Вэлентайн пританцовывала от радости, предвкушая, что увидит свою одежду на Бет.

Через час девушки в счастливом изнеможении рухнули на кушетку. На обеих были надеты платья Вэлентайн, остальные наряды были кучами свалены на стульях, брошенные как попало, когда Бет снимала их.