Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Олег Аксеничев

Аллах на нашей стороне!

Больше обоих флотоводцев был доволен собой бывший ангел Аваддон. Это он, легко и не напрягаясь, смог отвести взгляд шпионам обеих сторон, внушив неверное. Теперь же каждый из командиров был уверен, что сил у противника едва ли не вдвое меньше, чем у него самого.

Так Бог им в помощь, скажете?

Но не Бог направляет руку убийц.

7 октября 1571 года. Флот Священной лиги шёл к солнцу, на восток. Спины кораблей поглаживал небольшой, ещё по-летнему тёплый ветер. Остров Оксия чёрным гнилым зубом торчал из моря, закрывая обзор.

Дон Хуан Австрийский, делано весёлый, взвинченный, стоял на палубе флагманского «Реала». Холёные руки, уместные больше не у воина, но у придворного, вцепились в планширь, словно флотоводец сам себя пытался удержать на месте. Мечущийся по палубе капитан-генерал — жалкое зрелище, наводящее на неприятные мысли, не так ли?

Чайка, парящая в небе, смотрит на неведомых птиц, севших на воду, большеклювых, с ощипанными, слабо шевелящимися крыльями. Никто не объяснит бестолковой летунье, что не бывает деревянных птиц, что это сотни галер больно бьют вёслами по ни в чём не повинным волнам.

С чайкой рядом, по тем же ветрам и через те же облака, летит Аваддон.

Он видит флот дона Хуана, выстроенный, как положено у благочестивых христиан, равносторонним крестом.

Первыми идут в бой венецианские галеасы, огромные, заполненные под завязку сотнями аркебузиров и пушкарей. Идут пока под парусами; гребцы отдыхают, им ещё предстоит рвануть шестьдесят четыре весла, когда галеасы, окутавшиеся пороховым дымом, начнут крушить турецкие галеры.

Затем ровной линией колышутся на волнах корабли Священной лиги. Среди них — флагман «Реал».

Последними, отмеченные белыми флагами с намалёванными на них орлами Габсбургов, стоят галеры резерва старого и желчного маркиза Санта-Крус. Где-то там, на маленькой «Маркесе», Мигель Сааведра, забывший перед битвой о своей лихорадке. Никто не думает, что отсидится в отдалении от сражения. Не бить, так добивать придётся...

А с другой стороны острова Оксия, оставив за спиной город Лепанто, полумесяцем вытягивается османский флот капудан-паши Али. Такая вот распахнутая пасть, готовая захлопнуться и проглотить любого врага.

Крест против полумесяца.

Бывшему ангелу Аваддону было любопытно, кто победит.

А дон Хуан Австрийский это знал. Не могло быть иначе, чем по воле Божьей. А Господь — за уповающих на Него.

На быстроходной шебеке, отбитой когда-то у алжирских пиратов, командующий флотом объехал свои корабли, приветствуя экипажи смятым в руке бархатным беретом, украшенным белым пером.

По верёвочной лестнице дон Хуан поднялся на носовую палубу одного из галеасов, уставленную стационарными лафетами с большими бронзовыми бомбардами. «Тела, уложенные в сколоченные из толстых брусьев гробы», — нехорошо подумалось дону Хуану, взглянувшему на корабельную артиллерию.

Что же сказать столпившимся у бака сотням солдат? Как расслышат своего командира гребцы, сидящие в недрах корабля, под отсыревшей от испарений пота палубой? Что поймут экипажи других кораблей, всматривающиеся издалека в происходящее на галеасе?

— После победы — свободу всем гребцам-христианам на галерах!

Мелодичный голос дона Хуана эхом продолжился в шёпоте, прокатившемся от носа до кормы судна:

— Свобода... свобода... свобода...

Рёв радости, прорвавшийся из трюма, от гребцов, был далеко слышен. Не важно уже, что сказал командир. Важно, что произнёс что-то хорошее, и затеплились улыбки на обветренных лицах старых морских волков.

Сам адмирал легко вспрыгнул на орудийный лафет, притопнул ногой. Что он делает? Что за нелепость?

Офицеры адмиральской охраны поняли — что; захлопали в ладоши, отбивая ритм. Двое, поддержав командира, положили руки друг другу на плечи, забили каблуками по бронзе второй бомбарды.

Галлиарда — весёлая, заводная, любимая и простонародьем, и при королевских дворах всей Европы. Танец праздника, танец уверенных в себе и своём будущем людей.

Не всегда говорят языком.

Дон Хуан, как мальчишка, танцевал, с улыбкой превращая в лохмотья модный берет с пером цапли. Каблуки терзали упавший на бронзу бархат. И что? Пусть это станет единственной жертвой в сегодняшней битве...

Османский полумесяц стал хорошо различим, перекрыв флоту Священной лиги дорогу на Лепанто. Дон Хуан почувствовал, как поменялся ветер, ударив в лицо.

Вот и хорошо. В битве ветер будет отгонять пороховой дым прочь от испанцев, за спины. Турки же увидят перед собой белёсую непрозрачную стену, из которой нежданно появятся несущие смерть христианские галеры.

Больше не место танцам!

Говорить будут не каблуки на пушках, но сами пушки.

Адмиралу же — путь на флагман. «Реал» ждёт вас, дон Хуан, и да будет ваша шебека стремительна, как и положено пиратскому судну.

Али-паша в этот миг опустил подзорную трубу.

— Крестоносцев больше, чем я думал, — задумчиво сказал он, наклонив голову, отягощённую большой зелёной чалмой.

Рыцарей уже несколько веков не было в Палестине, но мусульмане продолжали так называть любого вооружённого европейца.

— Но это — наша судьба, и все мы в руках Аллаха!

Или — кого ещё?

Вспомним о московите и итальянце, сказавших нужные слова правильно выбранному человеку.

Бывший ангел Аваддон видел с неба готовившихся к бою турецких янычар, проверявших тетивы луков и замки арбалетов. Тех самых янычар, что были обещаны крымскому хану Девлет-Гирею. Готовых уже обрушиться на русские земли, но задержанных султаном для более важных дел в Средиземноморье.

Несколько слов — и несколько тысяч жизней, обречённых на гибель.

Такая вот она, работа Андрея Молчана.

К примеру, чтобы католический крест сражался с полумесяцем, а луковки православных храмов оставались чистыми, без копоти от пожаров и без кровавых брызг, долетающих наверх от дощатых городских улиц.

Солнце — на полдень, битва — на начало.

Шесть венецианских галеасов, тяжко вспенивая волны лопастями длинных весел, заскользили вперёд, в центр турецкого полумесяца. Пушки на низких носовых палубах ударили разом; малые бомбарды — чугунными ядрами и зажигательными снарядами, а большие — каменной картечью, выметая с палуб турецких галер изготовившихся к бою янычар.

— Улуг-Али, — цедил сквозь зубы капудан-паша, — я держу центр... Но сейчас — твоя работа, я же приказывал!

Много лет назад знаменитый алжирский пират Барбаросса похитил в итальянском городе Ла-Кастелла маленького мальчика. Выросший и воспитанный среди исламских пиратов итальянец, принявший имя Улуг-Али, забыл Родину и веру, став убеждённым мусульманином и врагом христианского мира.