Одиссей. Владычица Зари - Генри Райдер Хаггард

Ру потер лоб и спросил:

– Но кому же подобный человек служит, господин?

– Он служит богу, Ру.

– Богу? О каких только богах не слышал я в Эфиопии, Египте и других землях. Какому богу он служит, где находит его?

– В сердце своем, Ру; но имя его я не смогу назвать тебе. Одни нарекли его Справедливостью, другие – Свободой, некоторые – Надеждой, а кое-кто – Духом.

– А как те, кто служат только себе, своему желанью, кому безразлично все прекрасное, – как они называют его, господин?

– Не знаю, Ру. Хотя все ж, пожалуй, знаю – Смерть.

– Но живут те люди так же долго, как и другие, и нередко пожинают богатый урожай.

– Да, Ру, но все же дни их сочтены, и если они не раскаялись, души их умирают.

– Ты веришь, как тому учат жрецы, что души продолжают жить?

– Верю, что они живут дольше самого Ра, бога солнца, дольше звезд, и из века в век пожинают плоды честного служения. Но не спрашивай меня; лучше тебе об этом расскажет тот, кого вскоре ты увидишь; я лишь ученик его.

– Не стану я спрашивать, господин, мысли мои и так уж путаются, – но вот только объясни мне, если пожелаешь, что тебе даст в конце концов служение, которое велит тебе с большой опасностью плыть вверх по реке, дабы спасти двух женщин и ребенка?

– Быть может, награда за истинное служение заключается в самом служении. И не мне доискиваться до цели его, я ведь дал клятву повиноваться, не задавая вопросов и не выражая сомнений.

– Так у тебя есть наставник, господин мой, кто он?

– Это ты вскоре узнаешь. Не жди, что пред тобою окажется царь на троне или жрец, окруженный почестями и великолепием. Я расскажу тебе кое-что, Ру, ты ведь многого не знаешь. Ты уверен, будто фараон, войско, богатство составляют силу, что правит Египтом, да и всем миром. Не так это. Есть сила, тебе не явленная, она-то и правит миром; имя ей – Дух. Священнослужители учат, будто у всякого человека есть свое Ка, свой двойник, – нечто невидимое глазу, но более сильное, чистое, мудрое и долговечное, чем сам человек. Нечто такое, что время от времени, возможно, зрит лик божества и нашептывает человеку о воле его. Пусть это притча, но в ней есть доля истины, ибо каждому живущему сопутствует приданный ему дух. Или даже два: один – дух добра, другой – зла; один ведет вверх, другой же тянет вниз.

– Еще раз скажу, господин: ум мой мутится от таких слов. Но куда и к чему ведет тебя твой собственный дух?

– К вратам мира, мира для меня самого и для всего Египта, Ру; в край, где для тебя мало дел, ибо там нет войны. Посмотри, там, вдали, Великие пирамиды; то – дома мертвых, а возможно – и обители душ, что не умирают. А теперь помоги мне убрать парус – мы должны проплыть мимо них медленно. Ночью мы вернемся и высадим здесь кой-кого из наших спутников. Там, быть может, тебе станет яснее смысл того, о чем я говорил.

Спустилась ночь. Тау привел свое судно назад, к пристани. Во время половодья причал оказывался недалеко от Великих пирамид и Сфинкса, что лежал рядом с ними, вперив свой вечный взор в пустоту. Тут под покровом темноты беглецы сошли к корабля и сразу же укрылись в зарослях тростника.

Едва они спрятались на берегу, как над рекой забрезжил свет: показались барки, полные вооруженных людей, с большими факелами, укрепленными и на носу, и на корме. Они шли вниз по течению. Тау проводил их взглядом и обернулся к спутникам.

– Похоже, кто-то донес мемфисским стражникам, что никакой военный корабль из Фив за нами не шел, – сказал он, – теперь они ищут торговое судно, на борту которого две женщины с младенцем. Ладно, пусть ищут; птицы упорхнули, а туда, где они вьют гнезда, гиксосам не подступиться.

Отдав распоряжения матросу, лицо которого было столь же непроницаемым, как и у других матросов на судне, Тау подал руку царице Риме и двинулся в темноту, за ним следовала Кемма с девочкой на руках, а замыкал шествие Ру, который нес сокровища царей Верхнего Египта.

Долго брели они вперед, сначала через пальмовую рощу, затем по пустынным пескам, пока в тусклом свете взошедшей луны им не открылось вдруг удивительное зрелище. Перед ними появилась огромная, высеченная из целой скалы фигура льва с человеческим лицом, в головном уборе царя или бога; внушающий ужас недвижный взор изваяния обращен был к востоку.

– Что это? – дрогнувшим голосом спросила Рима. – Мы в подземном мире и перед нами бог его? Это лицо со страшной улыбкой, конечно, принадлежит богу.

– Нет, госпожа, – отвечал Тау, – то лишь образ бога, Сфинкс, который возлежит здесь с незапамятных времен. Смотри! На фоне неба видны очертания пирамид позади него; в их подземельях – защита и покой для тебя и твоего ребенка.

– Спасенье для ребенка – может быть, – согласилась Рима, – для меня же, думаю, самый долгий из всех покой. Ибо знай, о Тау, – из суровых улыбающихся глаз Сфинкса на меня глядит сама смерть.

Тау промолчал; даже его мужественная душа, казалось, содрогнулась от столь зловещего предсказания. Кемма, как и он, охваченная страхом, прошептала:

– Мы поселимся среди гробниц, и это к лучшему, ибо, может быть, нам вскоре придется искать укрытия.

Ру тоже почувствовал ужас, хотя скорее при виде величественной фигуры Сфинкса, чем от слов царицы, которые он не очень-то уразумел.

– Здесь так страшно, что сердце мое дрожит, да и ноги подкашиваются, – чистосердечно признался он. – Я не из пугливых, а сейчас вот испугался – с тем, что я тут вижу, не сразишься, я тут бессилен. Сама судьба предстала перед нами, а что человек может перед лицом судьбы?

– Внять ее велению, как должны внимать все смертные, – внушительно произнес Тау. – А теперь вперед; храм этого бога открыт, другие оставим судьбе.

Отойдя примерно на пятьдесят шагов от вытянутых лап могучего изваяния, путники приблизились к лестнице, уводившей куда-то вниз, спустились по ее ступеням, и оказались перед стеной, в которой выделялся большой гранитный блок. Подняв с земли камень, Тау условным стуком постучал по стене. Трижды повторял он свой стук, звучавший каждый раз несколько иначе. Вскоре огромный камень слегка сдвинулся с места, приоткрыв узкий проход. Тау подал знак следовать за ним. Путники очутились в непроглядной тьме; послышались слова пароля. Потом из темноты выплыл свет лампад; их держали люди в белых одеждах жрецов, но носившие, подобно воинам, мечи и кинжалы. Их было семеро, один, видимо старший, шел впереди. К нему и обратился Тау:

– Я доставил сюда тех, за кем отправился на поиски. – И он указал на царственного младенца, покоившегося на руках Кеммы, царицу и великана Ру, которого жрецы разглядывали с недоумением.

Тау принялся было объяснять, кто такой Ру, но старший перебил его:

– Не продолжай. Благочестивый пророк говорил о нем. Пусть этот человек знает: того, кто раскроет тайны сего места, ждет страшная смерть.

– Только еще ждет? – отозвался Ру. – А мне казалось, будто я уже мертв и погребен.