Чертополох и роза - Виктория Холт

– Наверное, это и в самом деле так, – ответил Яков, – потому что он убедил меня, будто мы друзья.

– Вам надо быть крайне осторожным с такими людьми, как он. Но, Яков, я твердо решила: очень скоро с вами перестанут так обращаться. Я мечтаю, чтобы вы покинули эту тюрьму и заняли достойное место в этой стране, поскольку вы ее король.

Глаза Якова загорелись.

– Как вы это сделаете, мама?

– Пока еще не знаю. Но, думаю, нам поможет ваш дядя, – теперь, когда я узнала о непорядочности Олбани. Возможно, нам понадобится сначала бежать за границу, уповая на его милость. Потом ваш дядя пошлет армию, чтобы свергнуть регента Олбани и всех, кто за ним стоит.

– Когда, мама?

– Ах, ничего еще не решено, но лучше начинать готовиться.

– Значит, в один прекрасный день я убегу. Я отправлюсь ко двору своего дяди, а потом мы соберем армию, и я в самом деле стану королем!

Маргарита поглядела на горящее от нетерпения детское лицо.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы были постарше, – вздохнула она. – Но мы будем терпеливы. Никому ничего об этом не рассказывайте – даже Дэвиду. Это наш секрет. И все-таки я хочу, чтобы вы помнили: вы – король, и с вами так обращаться нельзя.

– Я запомню это, – ответил Яков. Попугай неожиданно засвистел, и серьезное выражение на лице мальчика немедленно сменилось улыбкой.

– Послушайте, мама! – закричал он. – Видите, какой он умный! Ну, не замечательный ли попка?

«В душе он остается ребенком, – подумала Маргарита. – Но теперь недолго останется таким». Яков прежде всего король; и Маргарита была решительно настроена сделать его истинным властителем, дабы избавить Шотландию от человека, что отравил любовь, как щедро подаренную ею, а ныне быстро переходившую в лютую ненависть.

Единственное, что помогало Маргарите пережить эти месяцы горького разочарования, – привычка строить безумные планы. Она должна была чувствовать себя в гуще интриг, чтобы избавиться от тоскливых мыслей! И королева уехала в Перт, где, по ее мнению, могла с большей вероятностью сохранить свои действия в секрете, и немедленно возобновила переписку с братом.

В письмах Маргарита изливала весь свой гнев на Олбани, рассказывала Генриху о его связи с сестрой Флеминга и добавляла, что не доверяет клану Флемингов, поскольку глава убил собственную жену (эта загадочная история, происшедшая до ее, Маргариты, приезда в Шотландию), а вместе с женой – двух ее сестер.

Всегда готовый выслушивать нападки на Олбани и его французских союзников, Генрих был рад, что и у его сестры сменился настрой. Он дал понять, что если сестра прекратит толки о разводе и помирится с Ангусом, то получит полную и чистосердечную поддержку Англии.

Но, несмотря на безумную ненависть к последнему любовнику, Маргарита отнюдь не хотела воссоединиться с тем, кто обманул ее еще более жестоко.

Тем временем друзья Олбани, уловив намеки на то, что происходит, написали регенту, что его присутствие в Шотландии стало острой необходимостью и было бы неразумно откладывать приезд. Но Олбани не спешил возвращаться из-за болезни жены.

Маргарита же, беспрепятственно получив от брата условия мира между двумя странами, вернулась в Эдинбург, твердо намереваясь привезти юного Якова в Толбут и дать ему возможность выступить, потребовав, чтобы ему, как королю Шотландии, предоставили право ездить в своем королевстве куда вздумается.

Яков, по натуре мальчик бесстрашный и вдобавок отлично натасканный матерью, вошел в тот день в Толбут с таким королевским достоинством, что даже циничные лэрды испытали потрясение и легкий трепет. Многие из них сказали себе, что следует поосторожнее вести себя с Яковом: он, конечно, еще мал, но однажды станет королем и, судя по всему, достаточно умен, чтобы запомнить тех, кто его оскорбит. Яков заговорил чистым и звонким голосом:

– Я ваш король и не хочу больше оставаться узником. Это королевство достаточно велико, по явно не может одновременно вместить меня и герцога Олбани.

Несколько лэрдов выступили, почтительно объясняя королю, что его окружили стражей только ради его собственной безопасности. У них нет иного желания, кроме как служить своему королю, и именно это они поклялись делать.

Яков взглянул на мать, дабы та подсказала ему следующую реплику, по в этот момент Гольтье де Мален, вошедший в Толбут сразу после того, как король занял место, выступил вперед и объявил, что должен передать сообщение от господина герцога Олбани и сейчас вроде бы для этого настало самое подходящее время.

– Мой господин, – сказал он, – благодарит вас за поддержку регентства во время его отсутствия. Герцог уже находится па пути к нам, и у него для вас хорошие новости. Господин Ришар де ля Поль вскоре прибудет с войском для вторжения в Англию, ибо ему известно, что вы почитаете врагами Шотландии тех, кто пытается достигнуть перемирия между двумя исконными противниками. Пусть король остается в замке Стирлинг с несколькими доверенными лэрдами в качестве опекунов; однако его величеству следует дать разрешение охотиться, буде он того пожелает.

Маргарита, слушая и наблюдая за воздействием этих слов на присутствующих, ощутила столь глубокое отчаяние и опустошенность, что едва сумела сдержать слезы, ибо от гнева она плакала куда чаще, чем от горя. Король произвел на лэрдов такое сильное впечатление, и, не вмешайся Гольтье де Мален, она бы отстояла свободу Якова.

– Так нельзя обращаться со своим королем! – воскликнула она. – Может быть, Яков V еще мал, но вы видите, что он истинный монарх!

Но королева знала, что теперь не удастся растрогать этих людей никакими мольбами, поэтому попросила, чтобы ей дали возможность выбрать опекунов короля, назвав при этом лордов Бортуика и Эрскина, коим могли бы помогать аббат Холируда и епископ Абердина.

Парламент согласился, чтобы лорд Эрскин стал опекуном, но отверг всех остальных.

Яков, видя огорчение матери, топнул ногой и крикнул:

– Не забываете ли вы, господа, что я ваш король?

Лэрды оторопели. Никто из них не осмеливался встретиться с королем взглядом, по каждый напомнил себе, что Яков пока – только ребенок, и они видели, как его мать меняет политику, повинуясь собственным капризам. Они помнили, как она вышла замуж за Ангуса меньше чем через год после Флоддена, какими почестями осыпала его и весь клан, а теперь к Ангусу и его семье у королевы не осталось ничего, кроме ненависти.

Маргарита действовала под влиянием чувств, и следовать за подобной женщиной было опасно.

Тем не менее мальчик, бесспорно, был королем и недвусмысленно напоминал об этом.

Тогда было предложено, что, если Олбани не вернется через две недели, опекуны короля освободятся от обязанностей, и ему позволят ездить, куда он захочет; более того, условия перемирия, выдвинутые англичанами, предлагалось тогда рассмотреть заново.