Принцесса и Ястреб - Ева Миллс

– Твою мать, да что ты несешь!

– Я отвечаю тебе твоими же словами.

– Я не говорил так! …Просто я до последнего думал, что она передумает.

Я вскинула брови:

– Правда?

– Да. Если бы это было кино, появился бы Ястреб, или призрак, или, ну не знаю, по-особенному зашумел ветер – и остановил ее.

– Тебе 46, а ты рассуждаешь, как девчонка. Где твоя мужская суровость?

– Это ты у нас по этой части. Я нежный романтик.

– Небось, еще и на свадьбу в конце книги рассчитываешь?

– Ну она же вернется к Ястребу.

– Это кто тебе такое сказал?

– Потому что они созданы друг для друга. Если ты их не поженишь, то я…

– Разведешься со мной?

– И не мечтай. Нет, знаю! Я просто не буду больше никогда читать твои романы.

– Это шантаж! Гнусный шантаж для того, кто называет себя нежным романтиком!

– А ты не знала? Мы, ранимые души, за дело любви всех поубиваем.

– У тебя герои в фильмах тоже не всегда женятся. Да почти никогда они не женятся!

– Мои не всегда находят друг друга.

– А мои, стало быть, нашли?

– А ты пиши дальше – и узнаешь.

Дама червей

Незаметно наступил и прошел Мабон. В это время года в отеле всегда было затишье, и мы без лишней суеты украсили дом листами папоротника и чертополоха, на ужин съели тушеную фасоль с кукурузным хлебом, а потом долго сидели у огня, передавая по кругу ореховую настойку, негромко переговариваясь, вспоминая тех, кто ушел навсегда, но сегодня, возможно, незримо присутствовал рядом.

Ястреб приехал в октябре, когда листья рябины еще горели костром, но уже по утрам первые заморозки схватывали розы в стеклянный плен.

Его встретили вежливо и приветливо, как и подобает встречать государя. Было видно, что ему тут не рады. Я наблюдала со своего излюбленного места, оставаясь невидимой. Прутья перил неудобно впивались в спину, подол платья в одном месте распустился, торчала нитка: я бездумно за нее тянула, ткань сминалась, образуя уродливую гармошку.

Веледа не искренне предложила ему отобедать, он так же сухо отказался. Сказал:

– Я за Шеленой.

Веледа не стала жеманничать, прямо ответила:

– Нет.

Он не стал скандалить как Марк, не пытался улестить мать. Просто посмотрел прямо туда, где пряталась я – не мог видеть, но все-таки знал – и негромко сказал:

– Спускайся.

Он не просил и не приказывал, просто не сомневался, что я выйду – и я вышла. Не думая еще ни о чем, не заглядывая ни на полшага вперед, следуя интуиции, не разуму.

Когда я подошла, Веледа сделала ко мне, инстинктивно желая взять птенца под крыло. Я отодвинулась. Мы образовывали треугольник, в котором обе стороны пытались сдвинуть вершину на себя.

– Шелена, вернись обратно, тебе не нужно бояться, он не имеет больше над тобой власти, я поговорю с Колином…

Слова матери звучали белым шумом. Я смотрела прямо на Ястреба, в его глаза, пытаясь пробиться внутрь. Он сразу понял, что именно я пытаюсь сделать, его лицо вдруг пошло рябью. Я знала, что он боится проникать в мое сознание, но понимает и то, что иначе нам не поговорить без настырного внимания наблюдателей. Его радужки пожелтели, и я провалилась внутрь.

В этот раз все было не так. Я не была призраком в своей голове, он не был взломщиком. Все было так буднично, как будто я просто пригласила его поговорить в кабинете за закрытыми дверями. Наверное, это что-то значило, но мне было неинтересно, что.

Меня интересовал только мужчина, стоящий на расстоянии вытянутой руки. Я жадно всматривалась в его лицо, пытаясь найти… что? Ответы, подсказки, себя? В шахматах первый ход значит все. Мы с Ястребом любили шахматы.

Кай протянул руку к моему виску, не дотронулся, убрал.

– Твои волосы.

– Без них лучше.

– Возвращайся домой.

– Там не дом.

– Это тоже не дом.

– Ничего не будет как прежде.

– Все равно. Возвращайся.

– Я не знаю, кто я теперь.

– Какая разница. Там разберешься. Будешь ходить на работу, создашь очередное убийственное зелье, может, даже попробуешь его, сведешь меня с ума, помиришься с Марком, заведешь кошку.

– Зачем тебе это?

– Может, мне хочется приходить в полдень к тебе на кофе.

– Я боюсь.

Это признание далось мне так тяжело, но он не ответил, и как будто потерял интерес к нашему разговору. Вдруг полез в карман, вывернул подкладку, вытряхнул на ладонь какой-то мусор и зачем-то протянул его мне. В растерянности, я взяла. Высохший букетик цветов. Обломанные стебли, осыпавшиеся лепестки, им явно не было уютно в королевском камзоле. Хрупкая трава колола кожу, я поднесла к носу – не пахнет почти, еле-еле уловимый аромат горечи. Я растерла немного между пальцами, сухая труха посыпалась на пол, на подушечках остались крошки – и вдруг зашелестел луг, и легкий ветерок закружил мое платье вокруг коленей, под ногами смялся сочный, влажный от росы клевер, щекоча босые пятки, ноздри защекотал запах медового горошка, нагретого жарким июньским солнцем.

Я хотела спросить Ястреба, что все это значит, но все закончилось так же мгновенно, как началось, и мы снова стояли в холле «Голого завтрака», и Веледа все так же жужжала что-то.

Я знала, что предлагает мне она. Безопасность. Покой. Контроль. Одиночество.

Ястреб пугал меня.

Но в конце первой дороги не было ничего, а на пути, который показывал он, что-то сверкало. Может, слезы. Но может, и солнце.

И я сказала еще кое-что, что он должен был знать.

– Я сломана.

И он ответил:

– Добро пожаловать в клуб.

И я разбила заколдованный треугольник, сместив линии, шагнув к нему, сделав очередной маленький выбор, выбрав жить и чувствовать.

Наконец-то.

***

Собралась я быстро. Вещей у меня не было, за последнее время вещи стали вдруг совсем не важны. Спускаясь по лестнице к принцу, увидела их. Все девушки выстроились в ряд, провожая меня и я тепло и искренне обняла, и расцеловала каждую, благодарно впитывая их напутствия и благословения. Без них я бы не выкарабкалась. Последней стояла Веледа, скрестив руки на груди, сжав губы, говоря все, что она думает о моем решении, без слов. Я обняла и ее, и молча ждала. Наконец она не выдержала, вздохнула, ответила на объятие, поверх моей головы сказала принцу:

– Надеюсь, вы знаете, что делаете. Вы оба.

Не знаю, что ответил ей Кай. Может, кивнул, а может, просто промолчал. Я –промолчала.