Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра - Вера Камша

– Никуда. Дождитесь третьего блюда.

– Прелестно... Значит, предполагается еще и десерт? Вы задумали настоящее пиршество.

– Ифранцев нужно накормить досыта, – зло бросил Сезар, – заслужили.

2896 год от В.И. 1-й день месяца Дракона. ОРГОНДА. ПОРОСЯЧИЙ БРОД

Кавалерию он погубил, но кто же знал, что тигриное отродье бросится с алебардами на всадников! Арцийцы всегда были сумасшедшими, а Тагэре с Мальвани и вовсе.

Маршал с ненавистью взглянул на реку, ставшую могилой ифранской конницы. Жоселин изрядно сэкономит на жалованье, хотя это вряд ли ее обрадует. Сезар Мальвани теперь встанет на том берегу, и будь он, Ипполит Аршо-Жуай, проклят во веки веков, если удастся снова погнать армию через свинячью переправу на арцийские копья, да и гнать-то особо некого. Даже когда осядет песок, хотя Проклятый его знает, когда он осядет. Одно хорошо – через Ньер никому не перебраться, так что можно отдохнуть и зализать свои раны.

Мальвани, как бы он ни хорохорился, тоже изрядно досталось. Он бросил в бой всех, кого имел. Сейчас это помогло, но рано или поздно он нарвется... Как бы то ни было, брод непроходим. У Сезара выбор небогатый – стоять здесь или, пользуясь тем, что сейчас его не догнать, отступать к Лиарэ. Он еще успеет войти в город до того, как замкнется кольцо. А дальше что? Сидеть и смотреть, как твою страну делят между Авирой и Кантиской? Это не для Мальвани. Значит, он останется здесь и через день-два попробует развить сегодняшний успех...

От размышлений маршала отвлекла странная суета и вопли в тылу. Кричали по-разному. Одни громко и слаженно, хотя что именно, было не понять, другие – зло ц растерянно. Что там у них произошло, Проклятый их побери? Неужели какой-то дурак погнал к переправе стадо? Нашел время! Хотя свежее мясо сегодня – это то, что нужно, чтобы поднять настроение. Мясо и вино. По тазе[33]на человека, как раз. Не слишком много, чтобы забыть о том, что враг рядом, но достаточно, чтобы вернуть уверенность. Шум в тылу нарастал и приближался. Нет, это не стадо, но что тогда?! От необходимости посылать аюданта Аршо избавил всадник на обозной лошади, заоравший: «Снова! Ночные!».

Сезар Мальвани решил закрепить успех и бросил в бой цветочных головорезов. Поняв, кто перед ним, маршал смог разобрать, что нападающие кричат «Вьего э Кэрна!»[34]. Значит, все-таки мирийцы! Вот уж некстати! Кончено, эту свору не так уж и трудно отбросить, но то; что они успели сотворить с обозами, представить тошно. Ифранец вполголоса выругался, сообщив своему коню все, что он думает о мирийском герцоге и его подданных, а также об их родственных связях с атэвами, быками и прочими конями, и приказал развернуться лицом к новому врагу. Усталая и раздосадованная поражением пехота выстраивалась для отражения конной атаки, но островитяне заявились не воевать, а танцевать.

Выжав все, что можно, из неожиданности, смяв и порубив растерявшихся и зазевавшихся легких стрелков и обозников, мирийцы отошли, но недалеко. Пользуясь каждым пригорком или рощицей, они носились вдоль Ифранских позиций, умудряясь гадить именно там, где их в данный момент ожидали меньше всего. Легкие, свежие лошади с удовольствием перепрыгивали опрокинутые возы и трупы своих же товарок, всадники, крича что-то оскорбительное, бросали дротики, швырялись зажженными факелами, стреляли из атэвских луков и арбалетов, не преступая какую-то им одним ведомую черту.

Ифранцы первый раз видели своих ночных недругов при свете дня, зрелище было весьма красочным, но ужасно неприятным. Мирийцы с наслаждением изводили противников, и это не говоря о том, что они оставили армию без запаса стрел, ужина и сносного ночлега.

Неизвестно, сколько шуточек оставалось в запасе у разодетых в черное и алое всадников, ибо конец их выходкам положил Мальвани, начавший переправу. Ипполиту показалось, что он сходит с ума, но из прибрежного ивняка ниже злосчастного брода отошли плоты, и это были отнюдь не жалкие калитки и связанные кое-как бревна, на которых пытались перебраться саррижские пехотинцы. Крепко сколоченные и устойчивые платформы, предназначенные для перевозки скота во время высокой воды, были надежно защищены разборными щитами, в которых проделали амбразуры для стрелков и отверстия для шестов и весел.

Ошарашенные ифранцы не могли даже сосчитать новых врагов, по мере приближения начавших методично осыпать вражеский берег стрелами. Когда первый плот ткнулся в песок, на нем запалили какую-то гадость. К небу бодро повалил черно-желтый дым, послуживший сигналом для мирийцев, которые перестали дурачиться и тремя клиньями ударили в стык между ифранскими полками. Защищенные легкими доспехами, черно-алые в ближнем бою оказались куда более сильными противниками, чем казалось. Мирийская уязвимость была таким же обманом, как надежность мели и безопасность холма. Атэвские клинки с легкостью прорубали ифранские латы, а специально обученные лошади помогали всадникам шипастыми боевыми подковами.

Ифранцы не знали, куда смотреть – вперед или назад. Оттолкнуть плоты от пологого песчаного берега было невозможно. Нападавшие осыпали стоявших на берегу стрелами, затем с грохотом падали защитные щиты, давая дорогу тяжелой пехоте, за спиной которой продолжали орудовать стрелки. Не прошло и оры, как пятящиеся от берега налетели на тех, кого теснили мирийцы, и ифранцев охватила паника.

2896 год от В.И. 1-й день месяца Дракона. АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

Шарло Тагрэ сидел у старой казармы и рассматривал серую, сложенную из булыжников стену. За ней сейчас решалось, жить или умереть человеку, который называл его сыном, но которого он ни разу не смог назвать отцом. Вечером надежды не было, утром вернулся Рафаэль, и Николай сказал, что на нем благословение. Сам Рито ничего не обещал и ничего не объяснял, просто сжал плечо племянника и скрылся за дверью, а Шарло остался ждать.

За две последние кварты он повидал больше смертей, чем за всю свою жизнь, это было страшно, но по-другому. Он боялся чумы, боялся, что заболеет сам или Кати, или Клотильда, но не барон. Эгон не дал обитателям Гран-Гийо сойти с ума, перепиться, наброситься друг на друга с мечами, разбежаться, разнося заразу по окрестностям. Барон сказал, что, если они будут делать, что надо, кто-то может уцелеть, и ему поверили. Конечно, помогли Николай и Яфе, они знали о мышиной чуме больше других, ведь зараза родилась за Проливом.

Атэв ничего не боялся, он взял на себя самое страшное – выносить и сжигать в специальных ямах трупы, но ямы вырыли по приказу Эгона, который своей рукой убил троих мужчин и одну женщину, решивших вырваться из замка с оружием в руках. Убил и сказал, что те, кто останется, в любом случае переживут тех, кто попробует уйти. Потом они с Яфе выгнали лошадей и собак, и Эгон сам поднял мост. Кто-то замуровывал ворота и ломал лестницы, кто-то пек хлеб, чтоб его хватило надолго, кто-то копал могилы, кто-то готовил дрова для костров, ведь Яфе и Николай сказали, что зараза боится огня и соленой воды. Но, что бы ни делалось в замке, за всем стоял Эгон Фарни. Шарло как мог помогал ему, нельзя сказать, чтобы от него было много толка, но воины говорили, что сигнор не прячет сына.