Шпион - Селеста Брэдли

Лавиния свободна.

Рен спустил ноги на пол и встал, закусив губу от боли, которая, пронзив правую ступню, отдалась в спине. Совершенно разбита, качая головой, сказала сиделка. Вероятно, никогда не восстановится, учитывая множественные переломы.

Скрипнув зубами, Рен встал, пульсирующая боль в спине усилилась, и теперь каждый удар сердца отдавался в позвоночнике. Рен глубоко вздохнул и, преодолевая боль, сделал несколько шагов. В большом зеркале, стоявшем у стены, отразилась его высокая худая фигура, и Рен попытался сфокусировать расплывающееся отражение.

Он являл собой жуткое зрелище, На голове, там, где были наложены швы, были выбриты широкие полосы. Оставшиеся волосы были спутанными и неровными. Толстые красные шрамы пересекали залатанную голову, словно высохшие русла ручейков на песчаном берегу. Хотя после нападения прошло уже много времени, лицо все еще оставалось опухшим. Но ужаснее всего были шрамы. Они тянулись по правой стороне лица, а самый длинный доходил до уголка рта.

Именно поэтому ему трудно говорить. Некогда его считали красивым, это было приятно.

Рен отвернулся от зеркала. Надо подумать о более важных вещах. Осторожно двигаясь по комнате, он провел ревизию своего тела, стараясь максимально объективно оценить причиненный ему ущерб, и пришел к выводу, что его слабость в значительной степени объясняется длительной неподвижностью. То, что невозможно исправить с помощью упражнений и хорошего питания, Рен предпочел проигнорировать. Зрение тоже вряд ли полностью восстановится. Но когда главной целью становится месть, на чтение остается совсем немного времени.

Сейчас гораздо важнее тот факт, что мозг изменял ему, а тело хоть как-то функционирует.

Направляясь из шифровальной в гостиную, Филиппа наткнулась на леди Рейнз и леди Этеридж, которые что-то горячо обсуждали.

Ей разрешили свободно передвигаться но клубу, но не покидать его, впрочем, Филиппа и не собиралась этого делать, ведь помочь отцу она могла, только находясь здесь.

Здание клуба казалось ей почему-то знакомым. Утром она спустилась на кухню, и Курт ей все объяснил. Когда она поблагодарила его за превосходный завтрак, он пробурчал:

– Не такой хороший, как у вашей матушки.

Лишь тогда до нее дошло, что этот грозный великан был близким другом ее матери.

Филиппа бывала здесь раньше, а значит, встречалась с этими людьми. Соратниками ее отца и друзьями ее матери. В отличие от Ариеты, где они жили настолько уединенно, что были едва знакомы лишь с несколькими жителями деревушки, этот клуб был Филиппе почти родным, и она могла бы назвать его своим настоящим домом.

Но лишь в том случае, если бы Джеймс когда-нибудь примирился с ней.

Слава Богу, хоть его сестра теперь не возражает против ее присутствия. Агата, спорившая с Кларой, увидев Филиппу, вовлекла ее в разговор.

– Я просто не могу согласиться, – говорила Клара. – Способностям мистера Андеркайнда далеко до таланта сэра Торогуда.

Агата пожала плечами:

– Возможно, но мистер Андеркайнд поднимает такие темы, на которые мне хотелось бы поговорить. Я не всегда одобряла темы, которые выбирал сэр Торогуд, особенно если после публикаций страдали жены и дети героев его карикатур.

Клара долго смотрела на приятельницу, затем повернулась к Филиппе, словно ища поддержки.

– Филиппа! Вы, кажется, прожили в Лондоне несколько месяцев? Скажите, какие рисунки вам нравятся больше? Мистера Андеркайнда или сэра Торогуда?

Недоумевая, почему вдруг супруга шефа шпионов интересуется ее мнением, Филиппа тем, не менее ответила:

– Честно говоря, мне нравятся и те, и другие. Возможно, с художественной точки зрения рисунки сэра Торогуда лучше, но мистер Андеркайнд представляется мне более сострадательным, если угодно.

Мгновение подумав, Филиппа продолжила:

– Я слышала, будто сэр Торогуд на самом деле женщина. Если это так, у нее, должно быть, язычок острый, как у гарпии. Искренне, сочувствую ее мужу, если он у нее есть.

Позади кто-то фыркнул. Сам шеф стоял в дверном проеме, с трудом сдерживая смех. Филиппа в замешательстве посмотрела на него. Он казался ей серьезным, исполненным холодного достоинства джентльменом.

Клара встала, обошла вокруг стола, подошла к мужу и подбоченилась.

– Вы узнаете, что такое острый язычок, когда появитесь дома, сэр Далтон Монморенси!

– Нет, лучше сейчас.

Далтон Монморенси привлек жену к себе и так поцеловал, что у Филиппы захватило дух от восторга и смущения.

– Пойдемте, Филиппа. Это надолго.

Агата увела ее из комнаты, но Филиппа успела заметить, что рука Клары лежит на ягодицах мужа. Хорошие ягодицы, но у Джеймса лучше.

Агата закатила глаза.

– А я-то думала, что только мы с Саймоном такие бесстыжие. Но нам удается ограничивать наши объятия четырьмя стенами собственного дома… по большей части.

Последние слова были произнесены с таким мечтательным сладострастием, что Филиппа залилась румянцем.

Это не ускользнуло от Агаты.

– Ох, дорогая, я, наверное, слишком далеко зашла? – Она с некоторым подозрением взглянула на Филиппу. – Но ведь вы провели много ночей под одним кровом с моим братом. Ваши намерения в отношении Джеймса приличны?

– Ни в коей мере, – не задумываясь ответила Филиппа.

Удивленная Агата усмехнулась:

– Мой брат в последнее время слишком мрачен, что неудивительно. Ему пришлось пройти через многие испытания. И все же я стану вашей сторонницей, дорогая Филиппа. Так что у Джейми нет ни малейшего шанса.

– Я польщена, – пробормотала Филиппа. – Это игра моего воображения, или леди Этеридж и есть та самая женщина, которая рисовала карикатуры под именем сэра Торогуда?

– М-м. Она очень умна.

– И ревниво относится к успеху мистера Андеркайнда, я полагаю. Надеюсь, я не задела ее чувств.

– Сомневаюсь в этом, – безмятежно ответила Агата, идя по коридору. Филиппа не пошла за ней. Филиппе порой трудно было находиться рядом с сестрой Джеймса, поскольку они были очень похожи друг на друга.

Клара догнала Филиппу.

– Куда подевалась Агата? Ее надо срочно найти, поскольку Баттон приготовил вам замечательный сюрприз.

– Баттон? А где он? – Филиппа посмотрела за спину Клары, но никого не увидела. – Я должна перед ним извиниться.

Клара кивнула:

– Полагаю, что вам стоит это сделать, только не сейчас. Хотя Баттон не подчиняется уставу клуба, Далтон наверняка сделает ему выговор.

– О нет. Баттон никогда не сможет меня простить.