Прайд. Кольцо призрака - Олег Попович

Позади них быстро прошел Сашка. На нем была хорошая меховая шапка, которую Анна не знала. Он шел, не глядя по сторонам, как всегда, при ходьбе немного размахивая руками. Лица его было не разглядеть, ей показалось лишь, знакомая складка у губ как-то затвердела. Руки у Сашки были голые, без перчаток. Как всегда, потерял. Шапку купил, а перчаток не напасешься. Но мысли о нем тут же ушли, словно она уронила их в снег.

– Андрюша, а сестра… Шура, она… она надолго?

– Временно, временно, – с досадой ответил Андрей. – Я тебе уже сто раз объяснял.

– Временно, – покорно выдохнула Анна.

Еще на лестнице были слышны голоса и смех. Шум лез из всех щелей, выбивался из замочной скважины. Дверь открыл Лапоть. Черный костюм, галстук сбит в сторону. На миг она увидела заткнутое за ухо черное петушиное перо, нет, показалось, это был клок волос, видно, девки постарались, успели, растрепали его, затискали. Короткий, срезанный взгляд на Андрея, мельком на нее, а в голосе укор с ужимкой.

– Ну, ребята, ну, даете, личная жизнь, я понимаю, – зачастил он. – Но надо же и старый проводить, хоть для порядка. Уж какой он ни был, а проводить-то надо. Раздевайтесь, быстренько, вы последние!

Анна увязла в куче сваленных в углу сапог и сумок. Она наклонилась, по спине холодно проехали чьи-то сырые шапки. Шубы не помещались на вешалке. Лапоть ловко подцепил пальцем шубу Анны и потащил куда-то.

– Видала? – услышала Анна быстрый женский говорок. – Оно самое, что нужно. Если куда ехать, только туда.

– Вид у нее, будто вкусней морковки ничего не ела, а он ей сразу меха, пожалуйста.

– Старье облезлое.

– Все равно, пошли, померяем.

Напористые, уверенные голоса разом затихли.

Снова вынырнул Лапоть:

– Познакомьтесь, моя матушка! – Лапоть попятился. Но сзади оказался пингвин, в рост пятилетнего ребенка. Он стоял у дверей, несчастный, толстый, тронутый молью. – Ох, киска! – Лапоть так и зашелся от хохота. Он неловко упал на косяк, чуть не съехал на пол. – Извини. Это мой дядька привез с Дальнего Востока. Дядька-то мой по матери был настоящий адмирал. По всей форме. Видишь, какую дрянь привез. Погладь, погладь, он ручной! – Лапоть сдобно хихикнул.

«Все врет, – вяло подумала Анна. – Купил в комиссионке и врет».

Откуда-то сбоку, очень прямо держась, вышла чистенькая невысокая старуха и встала рядом с пингвином. Темно-коричневое шерстяное платье, фартук в мелкий цветочек, на голове голубая блестящая косынка с Эйфелевой башней.

«Неужели у него такая мать?» – походя удивилась Анна.

– Катерина Егоровна! – с чуть преувеличенной почтительностью поклонился Андрей.

– Здравствуй, чтой-то ты давно не был, – спокойно сказала старуха.

– Видите! – восхитился Лапоть, шутовски изобразив на лице изумление. Чему? Что старуха умела здороваться?

– Ноги-то не вытирайте, не утруждайтесь, все равно грязи нанесли, – не меняя спокойного лица, сказала старуха.

В комнате было пестро и дымно. Большой, надутый светом абажур обнимал и стягивал к столу чьи-то плечи и головы. Среди обильного хрусталя Анна разглядела много домашней снеди: грибы, капусту, бугристые пироги.

– Вскладчину, вскладчину, – радостно принялся объяснять Лапоть. – Ни в чем не отстаем, девочки натащили. Хрусталь наш, жратва ваша.

Анну кто-то потянул за руку. Илья. Господи, хоть одно человеческое лицо и глаза не стеклянные. Илья усадил ее рядом с собой на низком диване. Анна провалилась во что-то мягкое, не то это был бок Ильи, не то поролон дивана. Андрей оказался напротив. Справа от него Анна заметила миндалевидные, с готовым блеском, глаза, черные прямые волосы, большой рот, нарисованный яркой помадой. Слева были медовые кудряшки и кругло вырезанные ноздри вздернутого носа.

«Лапоть привел. Как всегда. На любой вкус», – успела подумать Анна. Но тут Лапоть подкинул ей подушку, она уселась повыше, улыбнулась Илье.

– До чего я рад вас видеть! – Илья принялся хозяйственно накладывать салаты на ее тарелку. – Почему такая бледная? Устали? – Он налил коньяку в широкую рюмку на короткой ножке. – Выпейте. А я загадал. Но это потом. Я все ждал, ждал… Господи, неужели вы?

– Штрафную! – крикнул кто-то.

Через стол протянулась рука Андрея с рюмкой. К белой манжете, блестя, прилипла бусинка красной икры. Анна чокнулась и выпила рюмку до дна.

– А со мной? – ревниво шепнул Илья.

У нее мягко и ровно загудело в голове. Хоть согреюсь. Ей казалось, дует изо всех углов этой комнаты, подвешенной в пустоте, сложенной из ненадолго приставленных друг к другу стен. К ним на диван подсадили еще худенькую девушку в черном платье на серебряных бретельках. На ее оголенных плечах лежала изморозь. Илья придвинулся к Анне, крепко обнял ее правой рукой, левой неловко налил коньяк.

Александра, сестра… Почему он не привел ее сюда? А я трусики как раз постирала, и рубашка под подушкой. Временно, временно… Не надо думать. У всех сестры. И Анна снова выпила и снова до дна. Она почувствовала, как рука Ильи затвердела, он тесней прижал ее к себе.

– За что пьем, ребята? – ввинтился в пестрый шум голос Лаптя.

– Это не модно, – пролепетало с дивана черное платье, – сейчас без тостов.

– Ах ты, моя птичка! – засмеялся Лапоть.

– Тут один выпил с тостом, – подхватил низкий мужской голос, – его сразу бутылкой по голове. И главное, совершенно случайно.

– Надо ему позвонить.

– Похоронили давно.

– Да нет, он утонул. В Волге. И тело не нашли, – уточнил еще один голос.

– Это когда было! А потом он уехал в Испанию.

– Испания, Испания, – запел было Лапоть.

– Заткнись. – Это был голос Андрея.

Лапоть исчез, провалился под стол и снова выскочил, с мокрой головой, по-собачьи фыркая и отряхиваясь.

– Он ихние духи на наши горбыли меняет, – чей-то уверенный голос.

– Я и говорю: сама была на похоронах, изревелась просто.

– Насчет детей успокойся. Ленка уже вышла замуж за своего фиктивного мужа.

– Да-да, за отца своего ребенка!

– У нее и второй ребенок от отца своего ребенка.

– А Коля? Нет, а Коля?

– Что Коля? Всем подряд давала, а хорошему человеку не дала.

– Совести у нее нету!

– Да он темный, как два подвала.

– Вот у кого сейчас гульба так гульба.

– А Вадик? – затряслись медовые кудряшки. Они липли к щеке Андрея. – У него сруб. Полдома – русская печь, а на бревнах – зеркала!

– Я на печке, а себя не найду. Руки, ноги, чьи? Я своему мужику говорю: найди меня, найди! А он Лидку-суку нашел.