Соло на раскаленной сцене - Ирина Градова

Сунув руку за пояс сзади, Коломиец вытащил пистолет. Глаза Стаса расширились от ужаса: у него есть ствол?! Вот это уже совсем худо — тут не побежишь, не спрячешься…

— Не надо нервничать. — Голос Елены звучал мягко, словно она уговаривала ребенка. Она поднялась на ноги и встала напротив подельника, засунув руки в карманы джинсов. — Мы же вместе! До конца, как договаривались?

— Мне на минуту п-показалось, что ты забыла о договоре! — буркнул Коломиец.

— Ничего подобного! Но ты должен понять одну вещь: Стас — моя семья. Единственная семья, больше нет никого. И он едет с нами!

Коломиец скривился, но возражать не стал.

— А теперь положи ствол, не дергайся, а то, чего доброго, пальнет!

— Не п-пальнет, он на п-предохранителе, — возразил Коломиец, но все же положил пистолет на деревянный ящик, который, видимо, был оставлен строителями вместе с колченогим стулом, на котором сидела перепуганная до смерти Варя.

— Девчонку действительно придется убрать, — вроде бы даже с оттенком сожаления добавила Елена. — Ничего личного — просто необходимость! — Последняя реплика была обращена к Стасу.

— Почему бы вам… не оставить ее здесь? — попытался вмешаться Стас, облизывая пересохшие губы и изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. — Пока ее найдут, пройдет достаточно времени… Кроме того, полиция в курсе, кто вы такие, и смерть Вари только добавит вам проблем!

— Что у тебя с ней? — спросила Елена, уставившись ему прямо в глаза.

— У меня?! Да ничего… ничего между нами нет!

— А почему она постоянно терлась вокруг тебя?

— Да просто… она помогала мне по просьбе Марго!

— Ах да, есть ведь еще и Марго, жена этого, как его… ну, короче, плясуна этого! Вот кто мне интересен: у вас что-то есть?

— Ты обо мне слишком высокого мнения, по-моему! И Варя, и Марго…

— Имей в виду, я ничего такого терпеть не намерена: мы всегда были с тобой только вдвоем, помнишь? И так должно оставаться!

Да она, никак, желает полностью владеть им, как любимой игрушкой? Собачкой-левреткой, о которой заботятся, кормят с рук, но в ответ требуют беспрекословного повиновения и отсутствия каких-либо собственных желаний.

— А ты, между прочим, все испортил! — снова обратилась она к Коломийцу. — Мы могли отлично устроиться, если бы о нас никто не знал! Зачем ты отобрал у меня фотку? Да еще и оставил ее в том доме — вообще глупость несусветная: если бы не это, черта с два они бы нас нашли!

— Ага, точно! Ты же все время п-пялилась на нее: «Б-братишка, у меня есть младший б-братишка, я его найду…» Знаешь, как это раздражает?

— А теперь из-за твоего раздражения нам придется прятаться! Я не собираюсь…

Внезапно Елена умолкла и обернулась.

— Что т-такое? — встревоженно спросил Коломиец.

— Я что-то слышала… Там, внизу!

— Здесь никого не должно быть, с-стройка заброшена уже давно!

— Может, глянешь? — В ее голосе прозвучали нотки беспокойства. — Нам только гостей не хватало!

Коломиец приблизился к краю площадки. Молниеносным прыжком Елена преодолела расстояние, отделявшее ее от подельника, и со всей силы ударила его кулаком между лопаток. Мужчина покачнулся, пытаясь ухватиться за балку, но Елена не ждала ни секунды и толкнула его ногой в поясницу. С диким воплем Коломиец сорвался вниз. Стас зажмурился, представляя себе, что случилось с его телом: судя по всему, они находились достаточно высоко над землей.

Елена медленно развернулась. Выражение ее лица было безмятежным.

— Ну вот, — произнесла она бодро, — так лучше, верно? Давно следовало от него избавиться, да случая подходящего не представлялось… Ты чего такой хмурый? Не жалей, не надо: он убил бы тебя, глазом не моргнув! Нельзя было оставлять его в живых, он в любой момент мог слететь с катушек — такой уж человек, непредсказуемый… Эй, ты что это делаешь?!

Все время, пока Елена говорила, Стас продвигался к ящику, на котором, тускло поблескивая черным боком, лежал оставленный Коломийцем пистолет. То, что он мертв, изменило расклад сил, и Стас понимал, что это — его единственный шанс. Однако когда прохладный тяжелый предмет оказался у него в руке, он ощутил не облегчение, а беспредельный, почти животный страх: что, черт подери, он станет с ним делать?!

— Стасик, неужели ты будешь стрелять в меня?

Елена отнюдь не выглядела напуганной, напротив, на ее лице появилось восторженное выражение, что абсолютно не вязалось с ситуацией, и от этого у Стаса по спине поползли мурашки размером с кулак. Он чувствовал себя мангустом, вставшим на дыбы напротив кобры. С одной лишь разницей: в случае схватки этих двух животных сила обычно на стороне мангуста, а вот Стас, даже с пушкой в руках, ощущал себя слабым и беспомощным. Он не знал женщину, стоявшую напротив него, он не хотел ее знать! С одной стороны, он испытывал почти непреодолимое искушение нажать на спусковой крючок и раз и навсегда избавиться от дамоклова меча над своей головой. С другой — это означало бы стать убийцей. То, что Елена — его сестра, беспокоило Стаса менее всего: он не испытывал по отношению к ней ничего, кроме страха и брезгливости, вспоминая о том, сколько крови на ее руках. Причина ее поступков, если таковая и имелась, не могла оправдать ее действий в его глазах.

— Я не хочу стрелять, — с трудом проговорил он, продолжая держать пистолет на вытянутой руке, которая предательски дрожала, и Елена не могла этого не заметить. — Уходи!

— Ты меня отпускаешь? Как благородно! Только вот ты забываешь кое-что, дорогой братишка: я слишком много сил положила на то, чтобы тебя разыскать… Ты хоть представляешь, каково это — когда тебя выкидывают на помойку, как котенка? И за что — за то, что пыталась защитить брата?! Врут, что его больше нет, а ты никому не нужна в целом мире?

— Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел? — спросил Стас, чувствуя, что рука уже не выдерживает напряжения, и боясь, как бы Елена не подошла ближе. — Ты убивала людей и делала это не потому, что защищала собственную жизнь, а потому что тебе так было удобно! Не следовало сбегать из больницы, где тебе пытались помочь…

— Помочь?! Да ты ведь даже не представляешь… Знаешь, каково каждый божий день делать вид, что тебе все равно, языком засовывать таблетки за щеку, чтобы выплюнуть при первой возможности? Прятаться от санитаров, норовящих тебя пощупать за мягкие места, сдерживаться изо всех сил и не откусить им носы, чтобы не оказаться в карцере? Пялиться из окна с решетками на двор в надежде, что тебя выпустят подышать воздухом, но все зависит от лечащего врача, который решает, разрешать или нет? Смотреть на психов, вечно что-то бормочущих, слюнявых, грязных… И понимать, что находишься вовсе не там, где твое место?! У меня украли двадцать лет, украли мою жизнь, и я хочу ее обратно!

— У тебя был шикарный шанс, но ты им не воспользовалась…