Хранитель ядов - Катти Карпо

нет. Не я являюсь угрозой вашей жизни, госпожа Сильва. — На лицо графа набежала тень. — А ваша болезнь.

— Я вполне сносно себя чувствую. И даже признаю, что ваши средства и правда благоприятно воздействовали на мои раны. Поэтому прекратите, пожалуйста, эти издевательства. Они отдают какой-то детской озлобленностью. И ваши шутки неуместны, сэр.

— Я редко шучу. К сожалению, мои шутки не смешны. Я лишен столь ценного элемента обаяния. — Граф взял со стола одну из тетрадей и, сосредоточенно хмурясь, пролистал. — Ваша болезнь носит название «аметистка». Название ей дал я. Моя скромная инициатива. Убежден, что легче бороться с тем, что имеет название.

— Да с чего вы вообще решили, что я больна? — Я взмахнула руками, срываясь на визг. Жестокие забавы графа, по моему убеждению, давно уже перешли всякие границы, но создавать для развлечения настолько дикую ложь… это… это отвратно!

— Не только вы. — Мужчина глянул на меня. Его мрачная серьезность покоробила меня. — Ваш брат тоже болен.

— Чушь! Мы отлично себя чувствовали. — Помолчав, я добавила: — До встречи с вами.

Граф будто и не слышал меня.

— Характерный признак аметистки — россыпь лиловых или фиолетовых пятен на животе вокруг пупка. На наличие таковых у вас я обратил внимание не далее как вчера.

— Когда позволили Джерару и Киру сорвать с меня платье? — уточнила я.

— Прискорбно, что вы фокусируетесь на деталях, которые не так важны в нынешней беседе.

— Не так ВАЖНЫ?! Вы, демоны вас побери, обращались со мной, как с какой-то рабыней!

— Ругательства портят речь юной леди.

— Считаете? Гляжу на вас и просто не могу удержаться!

— Сдержанность украшает поведение юной леди.

— Учить меня удумали?!

— Сообщаю о результатах наблюдения.

— Засуньте свои результаты в глубинную дыру места, на котором вы носите брюки!

Мои грязные пожелания были удостоены парой редких хлопков. Граф хлопнул в ладоши еще раз и качнул головой.

— Способность изыскать синонимичные конструкции к нелестным характеристикам дабы смягчить их разрушительные свойства весьма редка. Тем более среди благородных леди, чьи уста обычно не грязнятся ругательствами.

— Я могу выругаться, как какой-нибудь пьянчуга из паба в морском порту, но не собираюсь из-за вас терять остатки воспитания!

— Не знаю, радоваться ли мне оттого, что моя собеседница способна сохранить достоинство даже в беседе с таким неблагородным человеком, как я, или печалиться оттого, что не сумею всуе насладиться вашим умением изъясняться, как пабный пьянчуга. — Тэмьен Бланчефлеер задумчиво приложил палец к подбородку. — Но вернемся к изначальной теме. Ваша болезнь…

— Нет никакой болезни!

— Ваш кожный покров на животе говорит о другом. Аметистовые пятна вокруг пупка…

— Из-за экспериментов, — выдавила я.

— Что?

— Как и смена цвета моих волос. У меня не всегда были такие волосы. Я… я с эссенциями экспериментирую. Смешиваю разные ингредиенты, чтобы в конечном счете получилось что-то новое и полезное… И не всегда все проходит гладко. Что-то взрывается, что-то… Святые Первосоздатели! Да это просто один из неудачных эффектов! И вот результат.

— Ваши эксперименты ни при чем. У Эстера тоже есть такие кожные пятна. Ваш отец в тот раз позволил мне осмотреть и мать, и младенца.

— Ложь! У него… — Я осеклась, внезапно осознавая, что я никогда не видела Эстера обнаженным. В сознательном детстве мы не купались вместе, а будучи подростками и подавно не сверкали друг перед другом телами. Я действительно не знала. А вдруг… — Ложь, — отчаянно пропищала я.

— Госпожа Сильва! — Граф с силой грохнул тетрадью по поверхности стола. От удара стол закачался, задев соседние. Зазвенели, ударяясь друг о друга, склянки и колбы. — Прошу выслушать меня. И сделать это, не перебивая. Эта болезнь поразила не только вас. Вы же знаете о шахтах по добыче лилового порошка? И о Крепости Изобретателя? Люди, отработавшие в шахтах Крепости Изобретателя при Городе Смертников, также были подвержены аметистке. Последствия: стремительное угасание жизни. Они все умирали. Один за другим.

— Пого… погодите… Прекратите этот вздор! — У меня голова шла кругом. — Я никогда не работала в шахтах! И Эстер тоже!

— Ваши родители работали. — Голос графа был слишком спокойным, слишком… констатирующим. — Роберт и Лилианна Сильва — первое поколение. «Первым поколением» я обозначаю тех, кто непосредственно контактировал с чем-то, вызывающим аметистку. С чем-то, связанным с шахтами Крепости Изобретателя. Все рабочие шахт являются представителями «первого поколения». На их животах вокруг пупка возникали лилово-фиолетовые пятна, и, как только они навсегда покидали шахты, их жизнь начинала утекать сквозь пальцы как вода. Так погибла ваша мать Лилианна Сильва.

— Лжете!

— Что вам говорил отец?

— Он… — Я, ощущая, как горлу подкрадывается тошнота, замотала головой. Отец никогда не углублялся в историю смерти своей любимой, а я даже не пыталась узнать, от какой болезни она умерла. Мне было достаточно знать, что она любила меня и боролась за свою жизнь до конца.

— Роберт ничего не сказал вам.

— Если бы то, что вы утверждаете, было правдой, отец бы мне рассказал.

— А рассказал ли он о том, что продал собственного сына?

Удовлетворившись моим угрюмым молчанием, граф продолжил:

— Роберт Сильва — довольно скрытный человек, не находите?

— Он жив.

— Простите?

— Отец работал в шахтах, но все еще жив!

— Понимаю. Ваши сомнения вполне обоснованны. Но пик болезни у всех наступает по-разному. Я многие года наблюдал протекание болезни у разных пациентов и все еще не смог установить временную закономерность. Так, например, — он начал водить пальцем по записям в тетради, — болезнь полностью истощила Лилианну Сильва через два года после окончания работ в шахтах. Пациент № 1 умер спустя пять лет после шахт. Пациент № 2 прожил всего полтора месяца. Пациент № 4 простился с жизнью после десяти месяцев. Ваш отец живет уже больше девятнадцати лет. Причина такого разлада в сроках мне неизвестна.

— А кто же пациент № 3? — У меня пересохло в горле. — Вы пропустили…

Граф мельком взглянул на меня и вновь уставился на записи в тетради.

— Антин Шекли, — глухо ответил он.

— Быть не может! — вскричала я. — Ей было всего пятнадцать.