Над Синим Небом - Лана Лэй

Он и помогал… Лишь мое сознание, устав от непрерывной борьбы, убегало, оставляя на моем месте не личность, кем себя мнила Альтарея, а беспомощное подвывающее животное. Жалкое. Я нисколько не желала, чтобы Зэлдар лицезрел меня в этом виде: неопрятном, безумном и начисто лишенном силы воли. Я бы многое отдала, чтобы укрыться от его глаз. И все же он оказался единственным наблюдателем моего полного забвения.

Однажды моя собака Монита была настолько неосторожна во время игры с соседским псом, что угодила лапой под садовый инвентарь — устаревшую модель робота по уходу за дворовыми растениями. Острые шипы зацепились за живую плоть, в то время как механическая головка для утрамбовки земли проехала по предплечью животного, дробя кости. Папа на следующий день избавился от робота. Он боялся, что на месте Мониты могу оказаться я. Я же весь день просидела с несчастной собакой, которая после первых ошеломленных визгов, могла лишь часами скулить и подвывать. Я никогда не забуду слезы, застывшие в ее глазах и бесконечную мольбу о помощи. Монита была не собой — она превратилась в комок боли и в нечто человеческое одновременно. Мне не хотелось от нее отходить. Я легко гладила ее мягкую шерсть, словно прикосновение моей ладони было способно забрать часть того, что ей пришлось пережить. Собака скоро поправилась, но этот урок, преподнесенный мне в пять лет, вложил свою долю кирпичей в мое понимание законов мира.

Монита вспомнилась мне сейчас — я стала дотошно похожей на нее в ее страдании. Оно объединяло нас, проводя абсолютное равенство. Я почти превратилась в животное, но не стала им. Она — в почти человека. Мы были чем-то… иным в своей боли. Боль обнажала в нас фундаментальную суть, показывала то самое, что принято скрывать. И что роднит всех тех, кто хоть раз обжегся этим открытым пламенем. Острое желание жить, наслаждаться возможностью видеть и ощущать мир в его многообразии, соприкасаться с ним каждое мгновение, не теряя себя. То, чего сейчас так сильно не хватало.

Меня тошнило прямо на руках Зэлдара. Было ли что-то еще более неприглядное — мне не хотелось даже думать.

Помогал ли мне быстрый стук его сердца? Наверняка, да. Хоть я и просила несколько раз дальтерийца прикончить меня на месте. Лишить жизни быстро и безболезненно. Без гулких ударов этого мотора за темной броней я бы давно привела свои желания в действия. Правда, вряд ли бы моим рукам хватило сил поднять меч еще раз.

Мой разум пришел в движение лишь тогда, когда обстановка вокруг нас резко изменилась и мы оказались на борту небольшого истребителя. Затемненная атмосфера, лавки по бокам. Я узнала его — это был тот самый, первый корабль, с которого началось наше знакомство с Зэлдаром на Катарии. Забежав от безысходности в него под натиском разрушительного поля, я бессильно жалась к стене, мысленно жалуясь на невыносимую боль от ранения руки. В тот момент я еще не знала, что такое настоящая боль, когда ребенок настойчиво пробирается сквозь твои органы и узкий таз. А виновником в обоих случаях был один и тот же человек! Я сердито глянула на Зэлдара, изобретая в голове изощренные способы возмездия, и мой гнев придал мне сил!

Зэлдар быстро усадил меня на сиденье и одним взмахом руки выдвинул длинную лавку, похожую на кушетку и обитую мягким материалом. Немудрено, что истребитель оснащен местом для раненых. Мужчина мягко переложил меня на него и я свернулась калачиком, обхватив живот. Вокруг послышалось едва заметное жужжание медицинских датчиков, автоматические системы норовили определить место ранения и характер повреждений. В прошлый раз они прижгли мне руку, останавливая кровь. Что они готовы подлатать мне в этот раз?..

Надо мной склонилось лицо Зэлдара. Я недоверчиво уставилась на него. Ровные губы, правильные черты лица…

— Все получится, Альтарея. Все будет… — кажется, он хотел меня подбодрить. Только я, как замороженная, не могла отвести глаз от изменений, которые случились с дальтерийцем. Я настолько привыкла видеть перед собой искаженное лицо, я полюбила его безо всяких условий, я видела его во снах и теперь нормальный по виду мужчина стал казаться мне невообразимым недоразумением. Что-то во мне отчаянно сопротивлялось изменениям.

Я перестала его понимать.

Он перестал казаться неисправимым тираном.

В нем не было пустыни.

Пропал гнев.

И я совсем не знала, что ждать от этого человека.

— Альтарея?! Ты сможешь! Просто скажи: да… — он начинал злиться и стал более понятным мне. — Нам надо спешить. Защитный коридор продержится недолго.

— Так веди свою ашерову железку! Красавчик… — рявкнула я. Получилось грубо. Я злилась на происходящие с моим телом изменения.

— Справишься… Скажи: да! Да! Быстрее! Я требую! — он навис так, что казалось, раздавил меня одним своим видом.

— Если тебе это поможет действовать быстрее… — прошипела я сквозь зубы, словно недовольный эххер, — то — да!..

Ашер знает, что творилось в голове дальтерийца. Чувство тревоги за нашу дальнейшую судьбу успело пиявкой проскользнуть внутрь. Мне казалось, достаточно добраться до корабля и долететь до Дальтерии, но сейчас стало очевидным, что удирать нам придется не на громадном аюстере, окруженным сотней-другой истребителей. Маленький корабль Зэлдара не сможет дать отпор флотилии Союза. Одна Вселенная ведала, на что он надеялся. И его медлительность откровенно меня нервировала. С другой стороны, я понимала, Зэлдар хотел удостовериться, что с его ребенком все будет в порядке. В его отношении ко мне я не была столь уверена.

Я вздохнула с облегчением, когда мужчина бросился в командный отсек и мы тронулись, резко проскользнув в возникшую в результате нападения дыру в обшивке приемного корпуса и устремились в открытое пространство космоса. Пытаясь отвлечься, я все-таки выглянула в окно. И тут же об этом пожалела. От быстро удаляющейся и деформированной в результате нападения, словно огромный дырявый кусок сыра, военной станции отделились несколько военных перехватчиков и решительно направились в нашу сторону.

— Мамочка!.. — жалобно заскулила я и легла обратно. Оставалось надеяться лишь на то, что у Зэлдара имелся особый, лишь ему ведомый план отступления. Несмотря на пожирающую меня боль, вдруг стало очевидным, что я совсем не хочу умирать. У меня родится ребенок и я страстно желаю его увидеть. Я должна его увидеть и по-другому быть не может. Должна!.. Заглянуть в его увидевшие свет глаза, прикоснуться к мягким щекам…

Это убеждение помогло мне вернуть ясность ума, надежду и веру, будто бы мои мысли могли напрямую оттолкнуть преследователей. Я огляделась среди копошащегося вокруг меня медицинского оборудования. Микророботы успели обклеить мое тело датчиками, пару инъекций я почти не заметила. Если программа правильно распознала происходящие со мной явления, а сделать это ей наверняка удалось, судя по высветившейся на экране инструкции по родам, то это должно помочь. Я устало откинулась назад.

Признаться, за все время беременности я так ни разу не удосужилась ознакомиться подробнее с процессом родовспоможения. В Союзе эта тема давно перестала кого-либо волновать. Персональные роботизированные помощники отслеживали состояние беременных неотступно, сообщая врачам о малейшем намеке на проблему. Роды давно никого не пугали, технологии позволяли избежать риска и боли. Очаговые подавления болевых импульсов доводили процесс почти до идеального, позволяя женщине ощутить рождение малыша, нисколько не страдая. Те же, кого не устраивали физические особенности естественных родов, получали желаемое материнство запланированно и немедленно, без намека на швы и внутреннее вмешательство. Ребенок извлекался настолько филигранно, что нарушенные ткани матери подвергались мгновенной регенерации и сращиванию. Процесс появления ребенка на свет превратился в шоу и праздник, который любая женщина могла спланировать по своему вкусу.