Брачная ночь - Софи Кинселла

– Флисс? Ты где? Тебя совсем не слышно!

– Я здесь… – прежде чем ответить, мне приходится сглотнуть застрявший в горле комок. – Слушай, попробуй все-таки поспать, хорошо? Вот увидишь, завтра будет легче.

Почему я сказала «легче», а не «лучше»? Не знаю… Оговорка, впрочем, получилась знаменательная.

– Спокойной ночи, Флисс.

– Спокойной ночи, Лотти.

Я первой прерываю соединение и некоторое время смотрю в пространство перед собой, пытаясь усилием воли избыть давящее чувство вины.

«Вот увидишь, завтра будет легче».

Ложь! Я уже поговорила с Нико и дала ему новые указания.

Завтра не будет ни легче, ни лучше.

Терпеть не могу говорить о чем-то, чего не случилось, не произошло, особенно если этого «чего-то» я ждала с большим нетерпением. Но если бы меня спросили, как я представляю себе утро после моей первой брачной ночи, я описывала бы его совсем другими словами.

Совершенно другими!

Например, я всегда думала, что мы с моим мужем будем лежать в огромной постели, утопая в белоснежных простынях и подушках, похожих на горы мыльной пены с рекламы стирального порошка. За окном будут весело петь птицы, и первые солнечные лучи, пробившись сквозь щель между шторами, нежно коснутся наших лиц. Еще не до конца проснувшись, мы снова потянемся друг к другу, поцелуемся и сразу же вспомним блаженное волшебство только что прошедшей ночи, когда мы были вместе, и мы были – одно. Еще некоторое время мы будем лежать, шепча друг другу маленькие смешные глупости, обмен которыми плавно перейдет в неспешный утренний секс.

И уж конечно, я меньше всего ожидала, что проснусь на узкой односпальной койке – с затекшей шеей и гадким вкусом во рту, а в комнате будут витать запахи вчерашней пиццы, и Бен будет стонать и хвататься за виски́ на кровати рядом.

– Ты как, живой? – спрашиваю я.

Я стараюсь проявлять сочувствие, хотя больше всего мне хочется пнуть его как следует.

– Не знаю. Наверное… – Он с усилием приподнимает голову и смотрит на меня мутным взглядом. Лицо у него странного зеленоватого оттенка, к тому же Бен так и не снял свой дорожный костюм.

– А что, собственно, произошло?

– Ты выиграл пари, – говорю я. – Молодец!

Взгляд Бена устремляется куда-то мимо меня – сквозь меня. Кажется, он пытается сложить сохранившиеся в памяти обрывки и фрагменты во что-то более или менее целое.

– Похоже, я тебя разочаровал, – произносит он.

– Так, самую малость, – отвечаю я.

– Прости.

– Ничего страшного. Со всяким может случиться.

– Нет, мне действительно жаль!

– Я так и поняла.

– Слушай, Лотти, я говорю совершенно серьезно! – Он спускает ноги на пол и встает, театрально покачиваясь. – Глубокоуважаемая миссис Парр, примите мои самые горячие, самые искренние сожаления… и извинения. Скажите, как я могу возместить причиненный ущерб? – Он низко кланяется и едва не падает. Я знаю, что все это чистой воды театр, и все-таки мне смешно. На Бена просто невозможно сердиться долго.

– Даже не знаю… – Я продолжаю недовольно хмуриться, но это уже игра, и мы оба это отлично знаем.

– Вот если бы в кроватке миледи нашлось немного места, я бы доказал ей…

– Что ж, попробуем уместиться здесь вдвоем.

Я наполовину сажусь на кровати, упираясь спиной в изголовье, и приглашающим жестом отворачиваю край одеяла. Это очень хорошее, теплое и мягкое одеяло на натуральном гусином пуху, поэтому оно совершенно ничего не весит. Мы могли бы выбрать любой материал и набивку подушек, а также различные матрасы – отель предлагал не менее двух десятков вариантов устройства супружеской постели (все это я узнала из проспекта, который от нечего делать листала вчера вечером, давясь пиццей и слезами). Мне, однако, все равно, чем набиты наши подушки – гусиным пухом или гречневой крупой, гипоаллергенным пластиком или тривиальной соломой. Главное, мой муж сейчас лежит рядом со мной, и он не спит непробудным пьяным сном, а все остальное неважно.

– У-м-м… – Бен зарывается лицом в мою шею. – Ты такая… ужасно уютная!

– Ты хотя бы снял костюм, – говорю я со смехом. – Я уже не говорю о запахе… Я понимаю, у тебя похмелье после вчерашнего, но это не повод, чтобы уклоняться от обязанностей, которые ты добровольно на себя взвалил.

– Не повод! – Бен смеется и, одним движением стащив с себя одновременно пиджак и рубашку, усаживается на меня верхом. – К исполнению супружеских обязанностей готов! Здравствуй, жена!

– Привет, идиот!

– Как я уже говорил, ты ничего не потеряешь. За то, что мы пропустили вчера, тебе воздастся сторицей. – Он проводит кончиками пальцев по моей щеке, потом его рука просовывается под одеяло и нащупывает кружевную отделку моего невероятно дорогого гарнитура, состоящего их коротенькой комбинации и микроскопических трусиков. – У нас впереди все утро!

– И весь день. – Я поднимаю руки, обвиваю ими его шею и заставляю наклониться, чтобы поцеловать.

– Мы это заслужили… – бормочет он. – О, Лотти!.. Лотти! Ах… – Его руки уже стаскивают с меня трусики. – Знаешь, оказывается, я тебя помню! Мои руки помнят!..

– Я тоже тебя помню. – От сильного желания язык едва ворочается у меня во рту, и слова звучат незнакомо и странно. Это, однако, сущие пустяки, на которые ни Бен, ни я не обращаем внимания. Главное, он по-прежнему чертовски сексуален; это очень приятное открытие, и я не сомневаюсь, что дальше будет еще приятнее. Дальше начнется настоящая сказка, волшебство, осуществление давнишней мечты, и никто, никто не скажет мне…

– Мадам?..

Мне кажется, я узнаю голос Георгиоса. Сначала, правда, я решаю, что это Бен меня дурачит, но тут же понимаю, что он тут ни при чем. Значит, это наш лакей, дворецкий, мажордом… забыла, как именно называется его идиотская должность. Но откуда он здесь взялся? Как попал в наш номер?!

Мое сердце едва не выскакивает из груди, когда я резко сажусь, прикрываясь уголком одеяла.

– Д-доброе утро, – бормочу я невнятно.

– Прикажете подавать завтрак? – доносится из-за двери.

Так и есть – Георгиос каким-то образом попал в номер, и теперь хозяйничает в гостиной, прямо за дверью нашей спальни.

Но… Какого черта?!

Я смотрю на Бена, который выглядит как человек, готовый совершить убийство с последующим расчленением трупа.

– Ты ведь повесила на дверь табличку «Не беспокоить», правда?! – озадаченно шепчет он, и я киваю.

– Конечно, повесила. Во всяком случае, я думала, что повесила, но…

– Но?..

Я пожимаю плечами: