Синий лабиринт - Линкольн Чайлд

Да простит меня Господь, но сегодня, отчаявшись и более не надеясь на другие средства, я уступил мольбам Станцы и принес ей гидрокониум и эликсир. Облегчение, чуть ли не животный голод, который она продемонстрировала при виде моего изобретения, отдались в моем сердце такой болью, какой я еще никогда не чувствовал. Я позволил ей сделать один глубокий вдох. Ее крики и проклятия мне вслед, когда я уходил с бутылкой в руке, слишком мучительны – не могу о них вспоминать. Я обнаружил, что наша прежняя ситуация мучительно вывернулась наизнанку: теперь не она от меня запирается, скорее я теперь должен ее запирать.

…Что же я наделал?

26 октября 1905 года

Очень поздно. Я сижу за своим столом, передо мной чернильница и лампа. Чудовищная ночь, ветер воет, дождь стучит в окна.

Станца плачет в своей спальне. Время от времени из-за надежно запертой двери я слышу ее мучительные сдавленные стоны.

Больше я не могу отрицать того, что так долго отказывался принимать. Я говорил себе, что работаю только ради общего блага, для улучшения жизни. Я искренне верил во все это. Разговоры о том, что мой эликсир вызывает привыкание, безумие, даже патологические роды – все это я объяснял невежественными слухами. Или кознями тех химиков и фармацевтов, которые выиграют от провала эликсира. Но даже у моего лицемерия есть свои пределы. Понадобилось довести мою жену до печального, поистине прискорбного состояния, чтобы с моих глаз отпала чешуя[74]. Это я виноват. Мой эликсир никакое не лечебное средство. Он устраняет симптомы, а не причины. Он вызывает привыкание, а его первоначальное позитивное воздействие в конце концов приводит к таинственным и смертельным побочным эффектам. И теперь Станца платит высокую цену за мою близорукость, а вместе с ней и я.

1 ноября 1905 года

Самый мрачный из всех ноябрей. Станца слабеет с каждым днем. Теперь ее мучают галлюцинации и изредка судороги. Вопреки собственным представлениям о медицине, я пытаюсь облегчить ее боль с помощью морфия и дополнительных ингаляций эликсира, но даже и от этого теперь мало пользы; они, похоже, только ускоряют ее увядание. Боже мой, боже мой, что мне делать?

5 ноября 1905 года

В черноте, каковой стала теперь моя жизнь, появился проблеск света. Я увидел отчаянную возможность (маленькую, но все-таки существующую) изготовить средство, так сказать, противоядие эликсиру. Позавчера мне пришла в голову одна мысль, и с тех пор я занят только этим.

Судя по моим наблюдениям за Станцей, болезнетворное воздействие эликсира обусловлено особой комбинацией его составляющих, при которой совокупный эффект великолепных и хорошо зарекомендовавших себя средств (таких как кокаин и ацетанилид) аннулируется и искажается под воздействием экстрактов редких растений.

Негативное воздействие – следствие присутствия этих экстрактов. Рассуждая логически, такое воздействие может быть скомпенсировано другими растительными экстрактами. Если бы я смог блокировать воздействие растительных экстрактов, то можно было бы приостановить вызываемую эликсиром изнурительную физическую и умственную деградацию таким же образом, как калабарские бобы нейтрализуют отравление белладонной.

Этим противоядием я, возможно, сумею помочь не только моей несчастной Станце, но и тем другим, кто из-за моей корысти и близорукости страдает, как она.

…Ах, поскорее бы вернулся Эдмунд! Он отправился в трехлетнее путешествие для сбора целебных трав и растений в экваториальных джунглях. Я со дня на день жду возвращения его парового пакетбота. В отличие от многих моих так называемых ученых собратьев, я твердо верю, что туземцы диких мест этой планеты могут многому научить нас в том, что касается природных целебных средств. Мои собственные путешествия по землям индейцев Великих равнин научили меня этому. Я понемногу продвигаюсь, но растения, которые я опробовал до сих пор (кроме Thismia americana, на которую я возлагаю большие надежды), не представляются эффективными средствами против изнуряющего эффекта моего треклятого тоника.

8 ноября 1905 года

Наконец-то вернулся Эдмунд! Он привез десятки весьма любопытных растений, которым туземцы приписывают чудодейственные целительные свойства. Искра надежды, которую несколько дней назад я даже не смел лелеять, снова ярко загорелась во мне. Эта работа занимает все мое время, мне некогда спать, некогда есть. Я не могу думать ни о чем другом. Ко всему списку экстрактов, использованных в моем эликсире, у меня есть противоядия, включая кору каскары, каломель, масло мари белой, экстракт печали Ходжсона. И экстракт Thismia americana.

Но некогда писать, слишком многое нужно успеть. И на это осталось очень мало времени: Станца чахнет с каждым днем. Она превратилась в тень прежней Станцы. Если я не добьюсь успеха, причем быстро, она уйдет в мир теней.

12 ноября 1905 года

Я потерпел неудачу.

До последней секунды я был уверен в успехе. Химический синтез казался идеальным решением. Я не сомневался, что нашел точный ряд и пропорции химических соединений (перечисленных на задней обложке этой тетради), которые при кипячении дают раствор, способный противодействовать эликсиру. Я дал Станце несколько порций – у бедняжки ничего не удерживается в желудке, – но это не дало эффекта. Сегодня ранним утром ее страдания стали настолько невыносимы, что я помог ей уйти в мир иной.

На этом я кончаю делать записи. Я потерял самое дорогое, что было у меня в жизни. Земные узы более не держат меня в рабстве. Я записываю эти последние слова не как живое существо, а как тот, кто пребывает духом вместе со своей мертвой женой, а скоро соединится и наш прах.

D’entre les morts[75]

Взгляд Констанс надолго остановился на этих последних словах. Потом она задумчиво перевернула страницу – и замерла. Там был полный список веществ, растений и экстрактов с описанием этапов приготовления, и все это под заголовком «Et contra arganum» – «Формула противоядия».

Под этим списком оказалось еще одно послание, но написанное другим почерком и гораздо более свежими чернилами – красивым, плавным почерком, так хорошо знакомым Констанс.