Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса - Мария Воронова

Смотрите, мол, как лихо я побеждаю рак! Ян Александрович, я вины с себя не снимаю, нужно было настойчивее быть! Но чтобы я сама приняла ответственное решение по пациентке Спирина…

– А из истории не видно, что она его пациентка. Обычная экстренная больная.

– Да пусть бы она даже с улицы пришла! Это же надо вообще совести не иметь, чтобы, не дождавшись второго хирурга, начать выделять опухоль. Ян Александрович, я же одна была! Как можно мобилизовать слепую кишку без ассистента? Я что, крючок зубами держала? А петли тонкой кишки коленкой прижимала? Бред же!

Колдунов подумал и полез за сигаретами в карман халата.

– Ну, это аргумент слабенький. Крючки вы могли сестру попросить подержать.

– Да, но зачем такой экстрим? Раз я вызвала Спирина, разумнее всего было спокойно его дождаться.

Ян Александрович кивнул и мечтательно выпустил дым.

– А может быть, вы хотели самостоятельно убрать опухоль и доказать тем самым Спирину, что вы хороший и умелый хирург? Чтобы он восхитился и устроил вашу карьеру?

Марина хмыкнула:

– Единственное, что может вызвать восхищение Эдуарда Спирина, – это Эдуард Спирин. А я никогда не ставила под угрозу чужую жизнь ради своей карьеры.

– Между тем я услышал именно такую версию. Якобы он поставил вас в известность насчет этой больной и просил вечером позвонить, согласовать тактику. А вы схватили пациентку в операционную, начали резекцию, поняли, что сами не справитесь, и только тогда позвонили ему, благо он живет недалеко. Поведение, сказал он, конечно, странное, но если учесть, что в данный момент вы лечитесь в психиатрической клинике, то удивляться нечему. Потом ваш главврач мне звонил, тоже предупреждал о вашем заболевании. «Ах, – говорит, – бедный Эдуард Андреевич, эта сумасшедшая так его подставила, вы уж не судите строго».

– Как вовремя я сошла с ума!

– Это точно. Я ведь сначала во все это поверил. И тут ко мне ваш медбрат Валера обратился, мы с ним давно знакомы, и в медицину он пришел благодаря мне… В общем, звонит и просит найти хорошего психиатра. Слово за слово, он фамилию вашу называет, я говорю – какое совпадение! И так он вас расхваливал, что я в своей версии сомневаться начал… А вчера и Твердохлебов мои сомнения подтвердил, сказал, что на вас совсем не похоже. Знаете, я сегодня всю ночь не спал, думал о ваших приключениях… Не хочу обвинять никого зря, но, может, Спирин специально вам какой-то дряни подсыпал?

Марина пожала плечами:

– Зачем, если документы и так против меня? Ну, стала бы я отпираться, все равно поверили бы ему. Кто мог в мою пользу свидетельствовать? Анестезиолог своими делами занимался, в наши разговоры не вникал. К тому же Спирин настоял, чтобы его уволили… – Марина осеклась, подумав, что Спирин избавляется от свидетелей с изяществом итальянского мафиозо. – Кто остается? Сестра? Но вы лучше меня знаете, что по негласным правилам средний персонал в конфликты врачей не вмешивают. Так что не было ему никакой необходимости травить меня.

– Вы не подумали о муже пациентки. Он привез жену к Спирину, оперировал Спирин, и вдруг профессор переводит стрелки на какую-то, извините, тетку! Среди серьезных людей такое не проходит. А вот если у этой тетки внезапно шизофрения открылась, то другое дело. Это уже рок, фатум… Кстати, расчет оказался верным. Я ведь этому мужу звонил, хоть это и противоречит медицинской этике.

– Зачем, Ян Александрович?

– Хотел убедиться, что вашей жизни ничто не угрожает. Он мне двадцать минут излагал итоги своих печальных размышлений о нерадивых докторах, поставивших его жене ошибочный диагноз, о придурках, позволяющих шизофреничке работать на должности хирурга, о дебилах-анестезиологах, которые сначала не могут нормально провести наркоз, а потом звонят и бередят душу. Я, кстати, на его месте вашему анестезиологу, этому Павлику Морозову, голову-то бы открутил. Представляете, человек хоронит жену, зная, что она умерла от неизлечимого заболевания, что он сделал все возможное, отвез ее к лучшему хирургу… Что даже если бы она выжила после операции, ее ждало не больше года мучительной жизни. И вот, когда он немножко свыкся с утратой, вылезает этот ваш красавец и заявляет: ничего не было, так, врачебная ошибочка вышла. И что теперь муж будет думать до конца дней? Он же себя станет винить! Отвез бы жену к другому доктору, была бы сейчас жива и здорова.

Марина опустила глаза.

– В общем, – продолжал Колдунов, – вы единственный человек, к которому у него нет претензий. Раз вы шизофреничка, он рассматривает ваши действия как стихийное бедствие. А Спирин, сказал он, все равно сука. Должен был сам оперировать от начала до конца. Собственно, я так и написал в рецензии.

– Как? – удивилась Марина. – Спирин – сука?

– Увы, нет. Просто написал, что экстренные операции должны выполняться одним хирургом от начала до конца, ибо продолжительность вмешательства играет ключевую роль и преступно тратить время на ожидание светила. Но это сейчас не главное. Мы должны решить, что делать дальше.

– В каком смысле?

Удивительно – посторонний человек принимает участие в ее судьбе! «Мы, – говорит, – должны решить». Как будто это само собой разумеется, что он станет помогать ей.

– Как мы докажем, что шизофрении у вас нет?

Лихо вытащив сигарету из предложенной пачки, Марина закурила.

– Это невозможно, Ян Александрович. Вы читали в детстве книги про приключения?

– Конечно.

– Помните, во многих из них описано, как связанные люди дергаются, пытаясь освободиться, и от этого веревки затягиваются еще туже? Это моя ситуация. Если я сейчас начну рассказывать, что меня отравил Спирин, все примут это за прогрессирование заболевания. Единственное, что может меня спасти, – признание самого Спирина, но с чего бы ему признаваться?

Сегодня утром Георгий сказал ей, что готов заявить о себе как об отравителе. Он предлагал это вполне серьезно, прикинув, что скорее всего ему дадут условный срок, а если взять хорошего адвоката… Она, конечно, наотрез отказалась.

Но как заставить признаться Спирина? И вообще, как он все это провернул?

– Стоп, Ян Александрович!

Колдунов, собиравшийся открыть форточку, так и застыл с поднятой, словно в пионерском салюте, рукой.

– Вы сквозняков боитесь?

– Нет, – смутилась она, – я про Спирина. Это не он меня отравил. Он был в то время в Москве. Как раз от мужа умершей пациентки скрывался.

– Ну да, – разочарованно протянул Колдунов, – поручить такое деликатное дело аспиранту он, конечно, не мог. Получается, вы остаетесь с диагнозом?

– Получается так, – вздохнула Марина. – Знаете, а может, у меня реально шизофрения, просто Твердохлебов ошибся?

– Кто угодно, только не он!

Уверив ее в компетентности психиатра, Колдунов позвонил на кафедру оперативной хирургии. Через пять минут пылкой дискуссии Марине было обещано место преподавателя.