Петля Афродиты - Лариса Соболева

– Детка, а где вы жили восемь лет назад?

– Восемь лет? – задумалась она. – Мне было двенадцать… На Урале. Тогда был еще жив дедушка.

– Дедушка? Помню… что-то Сати рассказывала про дедушку…

– Он нас воспитывал. Я его страшно боялась.

– Боялась? – изумился Богдан Петрович. Ему трудно представить, что внучка боялась своего деда. – Почему боялась?

– Не знаю… Но когда я слышала его шаги, забивалась в дальний угол, чтобы он не нашел меня. У нас был большой дом – больше, чем сейчас у Сати, его охраняли, но мы с сестрой не общались с этими людьми. Там имелось много мест, где можно спрятаться. Например, под крышей… под лестницей… в нишах…

– И все же мне непонятно, почему ты боялась его.

– Он не любил меня.

– Детка, ты не ошибаешься?

– Нет-нет, не ошибаюсь. Не любил. Он был похож на коршуна – такой же кривой тонкий нос, такие же глаза-колючки… губы у него были всегда с опущенными вниз уголками. Никогда не улыбался, никогда. Для меня была мука сидеть с ним за одним столом, я старалась всячески избегать застолий. К нам никогда не приходили гости, никогда… Только иногда какие-то мужчины заезжали к дедушке, он уходил с ними в свое крыло, куда нам с сестрой запрещалось заходить.

– Понял, твоя жизнь состояла из «никогда», – пошутил он.

Элла очень серьезно на него посмотрела безупречно прекрасными темными глазами, которые подернул туман воспоминаний, оттого грустными, и тихо сказала:

– Да. Моя жизнь там состояла из слова «никогда». Я даже в общую школу не ходила, ко мне привозили учителей.

– Домашнее обучение дорого стоит. И при всем при том дед не любил тебя?

– Не любил.

– А Сати?

– С ней он проводил много времени, но любил ее… не знаю. Мне кажется, дедушка никого не любил.

– Ну и что с ним случилось?

– Он умер почти семь лет назад. Онкология. Все имущество завещал Сати, я же идиотка…

– Не говори так. Никакая ты не идиотка, тебе неправильно поставили диагноз. Опять не веришь мне? Мне, величайшему доктору из всех докторов?!

Богдан Петрович рассердился не на шутку, хотя именно шутил, но девочка не умела отличать шутки от серьеза. Он отодвинул от себя тарелку, отвернулся, уложил локти на стол и пыхтел. Элла присела на вторую табуретку, положила свою ладошку на его запястье и поспешила заверить:

– Я вам верю, верю. Вы самый хороший, добрый, честный человек, мне такие замечательные люди не попадались.

– Потому что ты сидела дома. Изоляция прекрасная почва для неврозов, поэтому тебя накрывало, как ты говоришь. Тебе нужны были люди, общение, знание внешнего мира.

– Да, мне трудно сейчас все переиначивать… трудно привыкнуть ко всему-всему новому… Но мне эта другая жизнь нравится. Только Сати я обидела, а она такая хорошая… я очень люблю ее.

– Нет, милая, ты не обидела ее, не запускай вину в свою красивую головку. Просто ты выросла, Сати должна это понять и принять.

В кухню ворвался Артемка в куртке, схватил оладушек, засунул в рот, жуя, предупредил:

– Я поехал. Вернусь к обеду, если успею.

– А позавтракать? – расстроилась Элла.

Юный муж вытер тыльной стороной ладони губы, чмокнул жену в щечку и ринулся на выход, до них долетел его голос:

– Потом! У вас горит сковородка…

Хлопнула входная дверь, а Элла подхватилась: точно – сгорела партия оладий. Богдан Петрович оставил девочку бороться с дымом, а сам ушел в кабинет и позвонил Чекину:

– Девочки жили там восемь лет назад.

– На Урале?! Это уже очень интересно, очень. Но какой мотив подложить под наши подозрения?

– А я знаю? – вскипел Богдан Петрович. – Какой-нибудь. Вы адвокат, вы и ищите. А я простой детский доктор, не моя это сфера.

– Да ладно вам прибедняться. К сожалению, мотивы на сегодняшний день, Богдан Петрович, у двух фигурантов существенные – у Надежды Болотовой и ее мужа.

– Так загляните в завтрашний день!

На этом диалог закончился. Он улегся на диван, долго думал, в конце концов, с неудовольствием признал, что ему придется копаться в убийстве Инны и дальше. Не получится отойти, нет, не получится.

* * *

Сати лежала на животе, сунув под подушку руки. Нет, не спала. Она отдыхала. Валерий Витальевич слегка касался губами ее идеальной спинки. Что за секс был… Сати и отдается не как все женщины, всякий раз привносит некую новизну. Болотов и от нее в восторге, и от себя в восторге, от секса, само собой, в восторге. Не жизнь пошла, а сплошной восторг. Он сейчас на таком подъеме – горы свернет, реки вспять повернет, моря вычерпает одними ладонями! Вот что значит – настоящая страсть и слияние двух любящих людей. Суббота, никуда не надо бежать, не надо расставаться с Сати, только любовь… Ах, какая жалость, ей позвонили, когда он намерен был перевернуть ее на спину и целовать, целовать великолепное тело, губы…

– Да? – сонно промямлила она в трубку.

– Это Надежда Алексеевна.

– Что вы хотите?

– Хочу послушать вашу историю дальше.

– Я почти все рассказала…

– Почти – это не все. У меня здесь сторожей нет, а возле нашего дома кафе, я могу туда прийти. И вы приходите. Сейчас. Я буду ждать вас там.

– Как минимум я смогу подъехать через полчаса, если не будет пробок.

– Я подожду.

Сати перевернулась на спину, глядя в осоловевшие глаза Болотова, наполненные одним желанием – заняться любовью, и срочно, огорчила его:

– Прости, мне надо ехать на деловую встречу.

– Ммм! – застонал он, упав на подушки. – Какие дела в субботу?

– У бизнеса нет выходных, ты это знаешь не хуже меня. Дело на первом месте.

Он положил руку ей на грудь, начал ласкать и потянулся губами… Сати не расслабилась, она откинула одеяло, встала и направилась к выходу из спальни, поражая его воображение обнаженной фигурой. Да, эта женщина умеет управлять своими страстями и желаниями, Болотов тоже был когда-то таким, а сейчас переродился в ее послушного раба. Рабу предстояло мечтать о своей госпоже, он крикнул ей вдогонку:

– Я жду тебя здесь!

– Жди, жди, – тихо проговорила она, идя в гардеробную.

* * *

Кафе в полуподвале крохотное, но здесь чисто и даже уютно. Сати вошла, пронеслась взглядом по залу. Надежда Алексеевна сидела в углу, у неоштукатуренной кирпичной кладки, она тоже заметила девушку, но никаких знаков ей не подала. Сати шла к ней – красивая, уверенная, в шикарных шмотках, как инородное тело в маргинальном анклаве, потому обращала на себя внимание и редких посетителей и официантов. Не снимая пальто, она присела на стул, положила плоскую сумочку на стол и начала снимать лайковые перчатки, пристально глядя на женщину, которую жизнь немножко потрепала. Сати не извинилась, не объяснила, почему задержалась вместо получаса, как обещала, на час сорок, но это не столь важно.