Арвендейл Обреченный. Трое из Утренней Звезды - Антон Корнилов

Неужели она, новоиспеченная маркиза Грир, не в силах догадаться немного умерить бег впряженных в карету коней? Нет, судя по всему, ей это даже и в голову не приходит. Весело бежит карета, то и дело из окошек высовываются размахивающие платочками женские ручки. То и дело наклоняется к одному из окошек один и тот же рослый стражник, скачущий рядом с каретой. Что-то говорит, спрашивает и отвечает… и постоянно хохочет, вскидывая вверх голову в шлеме, украшенном пышным перьевым султаном. Не раз и не два он оборачивался, этот всадник, и тогда Рон Грир видел его здоровую молодую ухмыляющуюся морду, лихие усы с закрученными кончиками, и все существо маркиза пронизывала жгучая ненависть к этому типу… который наверняка отпускает всякие шуточки по поводу отстающей группы.

Вообще, последнее время у юного маркиза, и без того ранимого и мнительного, развилась настоящая мания на тему того, что все вокруг знают про него что-то нехорошее и стыдное, чего он сам не знает. И предположения насчет этого нехорошего у Рона были вполне определенные. Чего только стоит замечание, высказанное недавно его собственным отцом, герцогом Руэри Гриром, что, мол, за женой-то нужно получше следить… а то недаром говорят: то, что плохо охраняется, недолго хранится… Рон сколько уже давал себе обещание поговорить с супругой сурово, по-мужски. Расставить наконец все по местам: он – муж, а она – жена, и значит, все должно быть так, как и полагается. Но… Но всякий раз прелестная Сенга своим милым щебетом и легкими и редкими, но такими желанными и сладкими прикосновениями – гасила накрученную решимость Рона, и он мягчал, сникал, со всем соглашался и ни с чем не спорил.

«Ничего… – думал он сейчас, отчаянно сжимая толстыми ляжками норовящее скинуть его седло, – вот только минует Цветочная неделя, обязательное для новобрачных время, которое они должны провести в доме родителей недавней невесты, только мы окажемся у меня дома, все будет совсем по-другому! Там-то она уже не отвертится! Сделает все, что полагается жене делать для мужа. Там-то у нее не получится крутить мужем, как хочется!..»

Никому маркиз Рон Грир и под страхом смерти бы не признался, что ни разу еще не делил с молодой женой супружеское ложе. Стыд-то какой! Сестры-помощницы, какой стыд! По старинной традиции за такие штучки полагается вообще-то мужу жену смертным боем бить, но разве у него подымется рука на прекрасную Сенгу?! Прелестную, обворожительную, невыразимо восхитительную Сенгу!..

По прибытии в Серебряный лес выяснилось, что маркиз со своей стражей так отстали, что, когда они достигли поляны, где их ждали накрытые для пикника столы, маркиза с фрейлинами уже успела перекусить и отбыла прогуляться к лесному озеру. Дабы освежиться.

Рон, кое-как сползший с жеребца, покрутил головой. Так и есть. Того рослого стражника с закрученными усами нигде не было видно.

«Что за положение! – в отчаянии подумал маркиз. – Одного моего слова достаточно, чтобы граф Альва законопатил этого молодчика в такую дыру, где единственные существа, перед которыми он мог бы крутить свои усы, были бы пауки да крысы… Но ведь это мое требование надо будет как-то объяснять. И без того слухов обо мне по Утренней Звезде гуляет предостаточно… Ничего, скоро мы уедем в Золотой Рог, и все будет совсем по-другому… Да, да, совсем по-другому!»

Рон присел за стол, отпил вина из кубка, пожевал индюшачью грудку. Все чудилось ему, что слуги и стражники пялятся на него. Что стоит ему только отвернуться, как они начинают кивать в его сторону, строить из пальцев «рога» и издевательски хихикать.

– В Золотом Роге все будет совсем по-другому, – мысленно повторил маркиз Рон Грир.

Не помогло.

– Дело всей жизни! У меня есть дело всей жизни! Я – будущий спаситель мира!

И это тоже не помогало.

Тогда маркиз встал из-за стола и принялся прогуливаться по полянке, пытаясь делать вид, что наслаждается хрустом подмерзших листьев под ногами и видом подсвеченного ярким солнцем инея на ветках. Одиночество угнетало его.

И он не выдержал.

Неуклюже пытаясь продемонстрировать, что интересуется только из праздного ленивого любопытства, он выяснил у слуг, в каком именно направлении находится тот пруд, куда отправилась со своей свитой маркиза Сенга Грир. И двинулся по указанной тропинке старательно прогулочным шагом. Стража устремилась было за ним, но Рон оглянулся на них со столь свирепой физиономией, что ратники, никогда не видавшие своего господина таким, отстали безо всяких уговоров.

Оказавшись вне досягаемости взглядов челяди, маркиз Рон Грир припустил по тропинке бегом.

Впрочем, скоро он запыхался и вновь перешел на шаг.

Идти оказалось недалеко. Рон уже слышал за опушенными инеем деревьями смеющиеся девичьи голоса, слышал раскатистый залихватский мужской бас (паскуды усатого стражника-весельчака, кого ж еще!) – как вдруг его окликнули сзади.

Вздрогнув от неожиданности, маркиз остановился, мельком пожалев, что все-таки не взял с собой стражу.

Но, обернувшись, он уже готов был рассмеяться над своей боязливостью. Под голым кустом, обросшим инеем и оттого похожим на морской коралл, стояла одна из фрейлин его жены. Как же ее?.. Ах да, леди Гризель.

Впрочем, тут же маркизу стало не до смеха. Очень уж лицо фрейлины было… необычным. Он привык видеть эту леди Гризель беспечно болтающей, глупо хохочущей, пошло флиртующей с кем попало (даже со слугами, да!)… А сейчас выражение ее лица было спокойным, сосредоточенным… каким-то хитровато-насмешливым.

«Ну точно, – подумал Рон, – сейчас будет сообщать мне страшную тайну о том, что моя Сенга и этот ублюдок-стражник…»

– Она вас не любит, милорд, – произнесла Гризель.

Рон Грир, конечно, не питал иллюзий насчет истинного отношения Сенги к своей персоне. Но эта фраза была произнесена с такой убийственной простотой, что он опешил. И сердце его сжалось.

– Зна… знаю, – выговорил он.

И как только он это сказал, его словно прорвало. Сам не зная, зачем, он вдруг принялся выкладывать фрейлине все, что она и сама прекрасно знала: как он ради своей обожаемой супруги готов в лепешку расшибиться, а она нос воротит, только все обещаниями да ласковыми ужимками кормит…

И леди Гризель его слушала, безо всякого сочувствия, не пытаясь поддакивать, ойкая и всплескивая руками, сохраняя на лице это выражение снисходительного понимания. Очень необычное, кстати сказать, для нее выражение. Такое может быть у человека умного, прекрасно сознающего свое превосходство над большинством. Но ведь леди Гризель глупа как пробка, в этом ни у кого, кто хоть раз с ней общался, не могло возникнуть ни малейших сомнений.

И как только Рон осознал эту несообразность, так сразу замолчал. Ему стало не по себе.

Леди Гризель, видимо, решила воспользоваться внезапной паузой.

Она распахнула меховую накидку, достала крохотный пузырек, в котором плескалось что-то красное, как кровь, и протянула маркизу.

– Достаточно одной капли, – сказала она. – Лучше добавить в вино. Так скорее подействует.