Алый король. Разделенная душа - Грэм Макнилл

Ветер принес тихий протяжный стон — или причитания?

Подняв глаза, легионер увидел, что из руин дворца выходит похоронная процессия. Создания в присыпанных пылью траурных багряных рясах, скрывающие лица под капюшонами, несли на плечах громадный одр из щитов. С каждой стороны носилки держали по семь участников скорбного хода, еще один возглавлял шествие.

У его лица парил массивный гримуар, страницы которого переворачивались сами по себе, и, пока группа шагала вдоль течения реки, ее лидер читал вслух. За процессией тянулись эфирные призраки, воплощавшие раскаяние; когда Амон захромал вперед, муки от ран впились в него с прежней яростью.

Плакальщики остановились возле крутой излучины, где над бурлящим потоком висела пелена водяной пыли. В речной пене мерцали образы иных мест и других времен — светлых краев, что не ведали войн и страданий.

Подойдя ближе, Амон понял, что на щитах покоится тело космодесантника в багряной броне с отделкой цвета слоновой кости. Руки ему скрестили на груди, поверх них возложили шлем.

— Утизаар, — произнес советник.

Существа вскинули головы, и под их клобуками легионер увидел разные лица Магнуса: бледнокожие или покрытые рубцами, отмеченные татуировками или клеймами. Объединяло созданий лишь то, что каждому из них в наказание за убийство вырвали и второй глаз. Пока слепцы оборачивались к Амону, он подступил к лидеру процессии и сдернул с него капюшон.

У воина перехватило дыхание.

Перед ним предстал Алый Король. Не ипостась, не осколок примарха, но он сам. И все же советник не заметил во взгляде отца ни проблеска узнавания, только ужас.

Нечесаная копна волос Циклопа свалялась, как у дикаря, кожа посерела: горечь потери лишила его жизненных сил. Он единственный из существ-аспектов сохранил зрение и смотрел на Амона со злобой, ошеломившей легионера.

— Отец… — начал тот.

— Ты! — рявкнул примарх, ткнув его пальцем в грудь. — Рыцарь Магнуса! Из тех, кто возомнили себя богами! Вы обещали людям просвещение, но принесли только тьму и погибель! Что за высокомерие! Что за гордыня! Как вы смели поставить себя выше всех остальных?

— Нет, всё не так…

— Я потерпел неудачу, — сказал Циклоп, и его гнев сменился усталостью, проникшей до глубины души. — Зашел слишком далеко, не послушал предостережений тех, кому было лучше знать. И погубил всех нас.

— Мой господин!.. — вскричал Амон.

Меж тем плакальщики сняли с плеч одр из щитов, готовясь спустить тело Балека Утизаара в реку.

— Никакой я не господин, — отозвался примарх, опустившись на колени у кромки воды. — Может, в прошлом я и был достойным человеком, но теперь я никто.

— Нет! — Легионер встал на колени рядом с прародителем. — Вы — Магнус Красный, повелитель Тысячи Сынов. Вы — Алый Король, мудрейший среди нас, и вы нужны нам больше, чем когда-либо. Вернитесь, пожалуйста!

Примарх взглянул Амону в глаза, и на долю секунды воин увидел в нем прежнего отца.

— Его больше нет, — сказал Магнус, указав на павшего. — Скоро мы тоже уйдем, и Вселенной будет спокойнее без нас.

Осколки Циклопа выпустили носилки, и поток унес их вместе с мертвым Утизааром. Пока легионер смотрел вслед телу, водовороты поглотили добычу и утащили ее в неизведанные пучины.

— Я убил его, — промолвил Алый Король. — Так же, как убил всех моих сыновей.

— Нет, — повторил Амон. — Вы и только вы можете спасти их.

— Раньше — да, но теперь эта задача выпала другому.

— Ариману?

Магнус поднялся, но не ответил. Плакальщики окружили советника; прочтя на их безглазых лицах свой удел, воин попытался встать, но примарх удержал его, взяв за плечи.

— Лучше нам всем без промедления покинуть сей мир, — произнес Магнус. — Сойти в забвение, пока мы не причинили еще больше вреда тем, кого любим. Пора нам умереть.

Присыпанные пылью существа обступили Амона, схватили его за руки и шею. Легионер забился, стараясь применить пси-способности, но его дар исчез, сгинул в завывающей пустоте.

— Молю, отец, вернись к нам! — прокричал советник. Слепые осколки бросили его в реку.

Воину показалось, что он пробил своим телом стену льда.

Резкое погружение в стылую воду парализовало Амона, мгновенно заморозило легкие, а течение закружило его, спеша позабавиться с новой игрушкой. Жадные руки вцепились в него снизу и потащили на дно, к мертвецам.

Посмотрев наверх сквозь бурлящий хаос воздушных пузырьков, советник увидел, что отец провожает его взглядом.

Потом все исчезло.

Ольгир Виддоусин пришел к Лемюэлю в самый темный час ночной вахты на «Дорамааре» и велел немедленно следовать за ним. Фенрисиец не извинился за поздний визит, но Гамон все равно не спал.

Сон не шел к нему, а когда летописец все же смыкал веки, ему являлись кошмары из Камити-Соны. Лемюэля посещали образы безглазых созданий, пыток и утраченных друзей, но чаще всего ему снился мальчик, чьего имени Гамон не помнил. Ребенок, который не вырос, не познал любви и теперь не давал летописцу забыть, что он — убийца.

Потерев глаз, Лемюэль неловко натянул перепачканные армейские штаны и майку.

Волк повел его с жилых палуб вниз, в инженерные отсеки.

Оттуда в трюмы, смердящие льяльными водами[101].

Через забытые подпалубные коридоры и сочащиеся влагой огромные трубы, где воняло затхлым воздухом, обводненным топливом и, что казалось нелепостью, домашним скотом.

Уже через пару минут Гамон совершенно потерял представление о том, в какой части звездолета они находятся. Ольгир не отвечал на его вопросы и не раскрывал, куда ведет Лемюэля, заявляя только, что летописцу пора «отработать прокорм».

За недели, прошедшие после сеанса у госпожи Веледы, Гамон общался только с воинами VI легиона. Сколько бы Лемюэль ни просил их о встрече с Чайей или Йасу Нагасеной, Волки безразлично молчали или кратко отказывали.

С другой стороны, его поочередно посетили все фенрисийцы. Воины приходили, когда им заблагорассудится; легионеров не волновало, ест Гамон или моется, бодрствует или беспокойно спит.

Если они хотели поговорить, Лемюэль обязан был слушать.

Любой из Волков садился напротив него и заводил речь о брате, которого они потеряли в Камити-Соне. Порой космодесантники рассказывали забавные истории, где почти не упоминался Харр Балегюр. Иногда звучали эпические повествования о тех или иных кампаниях, полные подробностей вроде того, какая стояла погода или что именно побудило Стаю (летописец быстро понял, что так звучало одно из самоназваний VI легиона) отправиться на войну.