Когда наступит никогда - Барбара Дэвис

и пошла в гостиную, к недокуренной сигарете в пепельнице. Нашла в кармане зажигалку и прикурила сморщенный окурок.

– Я всегда была твоей матерью, – сказала Шарлен, выдыхая дым в потолок. – Но ты никогда не приезжала.

В ее словах не было осуждения, лишь тревожное любопытство. Кристи-Линн наконец позволила себе внимательнее рассмотреть мать. На ней были шлепанцы и мягкое хлопковое платье, из-за отсутствия верхней пуговицы была видна тонкая, как лезвие, ключица. Некогда темные волосы выцвели и начали седеть, а кожа покрылась глубокими морщинами. Но по-настоящему историю Шарлен Паркер выдавали глаза. В них словно погас свет – удивительный ярко-зеленый цвет потускнел и превратился в серый. Кристи-Линн подсчитала: сейчас матери около пятидесяти двух. Выглядит она гораздо старше своего возраста. А ведь когда-то была сногсшибательной красоткой. Миллион лет назад.

– Я знаю, мама, прошло много времени.

– Двадцать лет.

Кристи-Линн опустила взгляд.

– Да.

– Так почему сейчас?

– Я пыталась тебя забыть.

Слова вырвались непроизвольно, и Кристи-Линн тотчас пожалела о сказанном. Она увидела, как они попали в цель, увидела короткую вспышку боли в тусклых серых глазах, брошенный в сторону взгляд, когда ее мать садилась в линялое бархатное кресло.

– Ну, я сама задала вопрос.

Кристи-Линн опустилась на край дивана с чаем в руке.

– Я неправильно выразилась. У меня погиб муж, и мне сейчас нелегко. Возвращается много воспоминаний.

Шарлен потянулась к ее руке, но потом отдернула ладонь, словно передумав.

– Я видела новости про твоего мужа по телевизору. И в газетах. – Шарлен покачала головой, уставившись на грязный ковер. – Мерзкая история с той женщиной и всем остальным. У вас были… У вас есть дети?

Кристи-Линн неловко поерзала.

– Нет. Детей нет.

– Это ваше решение?

– Да.

– Из-за меня? – тихо спросила Шарлен. – Из-за того… какой я была?

– Из-за того, что я не знала, кем стану я. Боялась, я…

– Превратишься в пьяницу?

– Да, – ответила Кристи-Линн, глядя матери в глаза. – Или хуже. Я поклялась, что никогда не обреку на подобное своего ребенка.

Шарлен отвела взгляд первой, со вздохом переключив внимание на догорающую сигарету.

– Ты никогда не была похожа на меня. Всегда была хорошей… Ответственной. Я бы все отдала, чтобы быть тебе лучшей матерью.

– Нет, мама. Не все.

– Да, – кивнув, признала Шарлен. – Не все.

Кристи-Линн поставила чай и достала из сумки конверт, что взяла из тумбочки. Вывалила содержимое себе на колени, взяла фотографию и протянула Шарлен.

– Помнишь тот день? Ты возила меня на ярмарку.

– Помню.

– А это? – Кристи-Линн подняла поблекший кулон. – Помнишь это? На фотографии у тебя точно такой же.

– Вторая половина моего, – почти прошептала Шарлен. – Ты хранила его столько лет?

Кристи-Линн проигнорировала вопрос.

– Помнишь, что ты сказала, когда надела мне его? Мол, мы никогда их не снимем. Но свой ты сняла.

– Я не понимала, насколько это важно для тебя. Это просто дешевая побрякушка.

– Дело не в кулоне, мама. А в твоем обещании, которое ты нарушила, отдав кулон в залог. – Она собрала содержимое обратно в конверт и спрятала в сумку. – Тогда я поняла: наркотики для тебя важнее меня. И как легко давать обещания, которые не собираешься выполнять.

Шарлен мрачно кивнула.

– Понятно. Судный день. Ну, продолжай. Я готова.

– Я не сужу тебя. Просто хочу покончить с прошлым. Со своим прошлым. Много лет я держала плохое под замком, делала вид, будто все случилось с другой девочкой, которой больше не существует. Но после недавних событий я поняла – дальше так продолжаться не может. Словно дверь открылась и все – твое поведение, наш образ жизни – вывалилось наружу. Наркотики, выселения, мужчины. И встреча с тобой в больнице, твое зашитое лицо. Тебя отправляют в тюрьму, а меня увозят органы опеки.

Кристи-Линн прервалась и потянулась за чаем. Пить не хотелось, но нужна была передышка.

– Приемная семья, – медленно проговорила Шарлен. – Там было… Ужасно?

Кристи-Линн сделала еще глоток, глядя на запястье, на шрамы от ожогов. Она приехала, чтобы изгнать демонов, обсудить с матерью свое прошлое и заставить признать вину. Но внезапно слова покинули Кристи-Линн. Какой смысл вспоминать сейчас Терри Блевинса? Так она разве что передаст своих демонов матери. А у Шарлен Паркер явно хватает собственных демонов.

– Я сбежала, – наконец сказала Кристи-Линн, проигнорировав вопрос. – И жила на улице два года, пока мне не исполнилось восемнадцать.

Глаза Шарлен наполнились слезами, изуродованный уголок рта сморщился в кривую гримасу.

– Мне сказали. Когда тебя не смогли найти, пришли ко мне. Думали, может, ты поддерживала связь со мной. Они не знали, что ко мне ты обратилась бы в последнюю очередь.

Кристи-Линн не понимала, почему именно плачет ее мать. Из-за угрызений совести или от жалости к себе? У нее всегда была размыта граница между этими двумя понятиями, и с годами ничего не изменилось.

– Я приехала не для того, чтобы заставлять тебя плакать. Или просить прощения. И вообще, речь не о тебе. Я просто хочу посмотреть в глаза тебе и своему прошлому, вспомнить, через что мне пришлось пройти и какой я была сильной, раз выжила. Я не просто хочу поставить точку, мне это нужно. Чтобы наконец перестать себя винить.

Шарлен собиралась зажечь еще одну сигарету, но подняла голову, выронив зажигалку из рук.

– Бога ради, в чем ты себя винишь?

– Я тебя бросила, – глухо сказала Кристи-Линн. – Убежала и оставила тебя одну. Я даже не знала… – Она отвела взгляд, смаргивая слезы.

Шарлен повернулась к Кристи-Линн, забыв про сигарету.

– Детка, а теперь послушай. Ты правильно сделала, что сбежала. И что не вернулась. Посмотри, как многого ты добилась, кем стала. Сильная, респектабельная, красивая. Если бы ты осталась за мной приглядывать, думаешь, так бы получилось?

Кристи-Линн судорожно вздохнула.

– Мы уже не узнаем.

Серые глаза Шарлен вспыхнули.

– Нет, мы обе знаем ответ. Думаешь, я не представляю, каково тебе приходилось, когда ты заботилась обо мне, хотя все должно было быть наоборот? Да я каждый день вспоминаю, как возвращалась домой пьяная, в совершенно бессознательном состоянии, и вырубалась, а то и хуже. Я помню. Помню все. Удивительно, сколько всего всплывает в памяти, когда бросаешь дурь. Хотя мне очень хотелось бы забыть эти вещи. Черт, да лучше жить одной, чем с матерью вроде меня – пьяницей и наркоманкой. Непросто признавать такое, особенно перед родной дочерью, но это правда.

Кристи-Линн наблюдала, как быстро тает в стакане лед, и ждала, пока утихнут эмоции.

– А ты…

– Бросила наркотики. Все.

– Но все еще пьешь.

Шарлен мрачно улыбнулась.

– Старые привычки побороть нелегко. Нужно было выбрать что-то одно, и я решила, что у