Халтурщики - Том Рэкман

Харди Бенджамин нашла работу в Лондоне, стала писать о новых технологиях для делового информационного агентства. Ее ирландец, Рори, так и сидел без работы, так что она сама платила за квартиру на Тауэр-хилл, где они жили. Харди злилась на тех, кто говорил, что он сидит у нее на шее — в этом единственном вопросе она не была материалисткой.

Кэтлин Солсон взяли обратно в вашингтонскую газету, в которой она работала до Рима, но на более скромную должность. Оказалось, что эта перемена мест не пошла на пользу ее карьере. Они с мужем Найджелом вернулись в старую квартиру неподалеку от Дюпон-серкл. Перед выходом на новую работу у нее было несколько свободных дней, так что она ознакомилась с последними новостями в интернете, распаковала книги, развесила свои огромные черно-белые фотографии. Но по большому счету эта свобода была ей не нужна, и она ждала, когда же выходные закончатся.

Герман Коэн ушел на пенсию и собрался писать историю газеты. Они с Мириам, его женой, купили дом в окрестностях Филадельфии, и он сказал ей, что это последний в его жизни переезд. За книгу он так и не взялся — ему больше нравилось проводить время с внуками. Он был на седьмом небе от счастья, когда малыши приезжали, и хоть они говорили по-английски с ужасными ошибками, он их никогда не поправлял.

Уинстон Чан какое-то время продрых в подвале родительского дома, но потом нашел работу в приюте для экзотических животных в Миннесоте. Он обожал это дело, не любил только выстилать обезьяньи клетки газетами — он впадал в панику от одного вида заголовков. Слава богу, вскоре проблема отпала: местная газетенка загнулась, и он перешел на опилки, и о мягких газетах вскоре забыли даже сами обезьяны.

У Руби Заги наконец появилась возможность вернуться домой в Квинс. Но хотела этого она меньше всего на свете. В Риме ей было хорошо. Она откладывала деньги и, теоретически, могла бы прожить там еще несколько лет, вообще не работая. Поначалу эта мысль показалась ей безумной, а потом она всерьез задумалась об этом. К ней могли бы приезжать родственники — ее любимые племянницы и племянники, брат. Она бы устраивала им экскурсии. Она же полжизни прожила в Риме. Полжизни проработала в газете. Руби выдохнула: теперь она свободна.

Крейг Мензис ушел из журналистики и устроился в лоббистскую фирму в Брюсселе. Там он снял целый дом, а в гараже оборудовал мастерскую. Какое-то время он даже помышлял действительно подать заявку на патент. И часто думал, не позвонить ли ему Аннике, которая так и жила в Риме. Ему все еще было о чем с ней поговорить, хотелось донести до нее что-то важное.

Эбби Пинноле предложили место в штаб-квартире «Отт Групп» в Атланте, но она отказалась. Она не хотела увозить детей с родины и так далеко от живущего в Лондоне отца, хотя и питала к нему исключительно неприязнь. Работу она решила искать в отрасли, в которой крах просто невозможен, остановила выбор на международных финансах и устроилась в миланский офис «Леман Бразерс».

Что касается Оливера Отта — он все же пошел работать в штаб-квартиру, где от него требовалось ничего не делать, и он этому отлично соответствовал. Каждый день он смотрел из окна на душную и влажную Атланту, с нетерпением ожидая наступления вечера. Родственники уговаривали его хотя бы купить новую собаку.

Он посещал собрания совета директоров и голосовал так, как от него требовали, он даже согласился на продажу римского особняка и всех собранных в нем картин. Их продали на аукционе, Модильяни достался посреднику из Нью-Йорка, Леже — коллекционеру из Торонто, Шагал уехал в Тель-Авив, Писсаро — в лондонскую галерею, а Тернера купила транспортная компания в Гонконге, картину повесили над столом секретаря.

Пока сестры с братом Оливера вели дебаты в зале заседаний совета директоров, он рассматривал портрет их деда. Никто из присутствующих в комнате усопшего патриарха и не видел. Они знали лишь легенды: что Отт участвовал в Первой мировой и получил ранение, на чем его военная карьера закончилась, и это, вероятно, спасло ему жизнь. Что он превратил обанкротившийся сахарный завод в настоящую империю. Но многое оставалось неизвестным. Почему, например, Отт уехал в Европу и так и не вернулся? В газете работала женщина по имени Бетти, и ходили слухи об их романе. Было ли это действительно так? Она умерла в 1979 году, а Лео, еще одного из основателей газеты, не стало в 1990-м. И кто расскажет им правду?

Газета исчезла из киосков всего за одну ночь — не стало знакомого названия, привычных шрифтов, разделов спорта и новостей, бизнеса и культуры, не стало загадок, шарад и некрологов.

Самая верная читательница, Орнелла де Монтерекки, примчалась в офис с требованием пересмотреть решение о закрытии газеты. Но пришла она слишком поздно. Хотя швейцар даже впустил ее в опустевший отдел новостей. Включил ей мерцающие флуоресцентные лампы и оставил бродить в одиночестве.

Тут было жутковато: брошенные столы, ведущие в никуда провода, сломанные принтеры, покалеченные кресла на колесиках. Она нерешительно наступила на грязный ковер, остановилась у корректорского стола, на котором все еще лежали правленые статьи и старые номера газеты. Когда-то в этой комнате был весь мир. А теперь остался только мусор.

Эта газета, ежедневно рассказывавшая о проявлениях гениальности и глупости рода человеческого, раньше всегда была рядом. А теперь ее не стало.

В первую очередь хочется упомянуть всех тех, кто мой роман прочесть не сможет. Моего прекрасного и доблестного деда Роберта Филипса (1912–2007) и мою дорогую начитанную бабулю Монику Робертс (1911–1996). А также Чарльза Доминика Филипса (1940–1955), память о котором я хочу оставить в этой книге; родился Ник 10 февраля. Моего дядю и героя моего детства, Бернарда Рэкмана (1931–1987). И другого дядю, Лайонела Рэкмана (1928–2008), одного из самых замечательных людей, появлявшихся в магазине подержанных книг или на ипподроме.

Остальных у меня, к счастью, есть возможность поблагодарить лично. В первую очередь моих прекрасных и душевных родителей, Клэр и Джека, которые с детства окружали меня книгами, творческими идеями и заботой. Сестру Эмили, гениального адвоката, чьи умнейшие советы, бескорыстная помощь и неугасаемый энтузиазм столько раз придавали мне сил. Старшую сестру Карлу, незаменимого союзника и хорошего друга — за ее тонкий ум, мудрость и глубокомыслие. Брата Гидеона, который всегда был щедр и весел, к тому же должен сказать, что он — мой любимый журналист, поставщик вина и центральный нападающий в Челси. Джоела Зальцманна и племянниц Талию и Лауру; Оливию Стюарт, племянницу Ташу и племянников Джо, Адама и Нэта. Кузена и друга Джека Слаера, а также его отца Лайонела Слаера, с которым мы тоже очень дружны. Также тепло благодарю Паулу, Хейли и Алисию. Сандру Рэкман и Майка Кациса. Авиву Рэкман и Омри Дана из Израиля. Эллис Филипс и Грега Ориалла из Ванкувера.

Теперь перейду к друзьям. Благодарю Иена Мартина, чье человеколюбие, ум и насмешки не раз меня спасали. Его отца Пола Мартина (1938–2007), одного из моих самых любимых читателей — я с таким удовольствием вручил бы ему экземпляр книги. Хетти Мартин за чай, кошерную утку и блюда уэльской кухни. Сьюзен Брендрет и Стивена Йаша, с которыми я познакомился в Торонто. Яна Мейдера, Марейке Шомерус и Йена Ту Дао из Нью-Йорка. Поля Гайтнера, Чака Джексона и Морин Браун из Парижа. Селькана Хакаоглу из Анкары. Джейсона Горовица, Даниэле Собрини, Аидана Льюиса и чудесную семью Риццо: Альдо, Маргериту и Бенедетту из Рима.