Добыча золотого орла - Саймон Скэрроу

Несчастные поселяне бросились выполнять приказ. Макрон с отвращением и жалостью наблюдал за тем, как туземцы приводили детей и, скорбя, передавали их суровым легионерам. Скоро между шеренгами римлян, с их непроницаемыми лицами и широкими щитами, было втиснуто уже около тридцати понурых, напуганных детишек. Некоторые из них громко рыдали и пытались вырваться.

– Заткнуть им глотки! – рявкнул Максимий.

Один из оптионов поднял руку и с размаху ударил ребенка лет пяти, не старше, в висок. Плач оборвался, малыш рухнул как подкошенный. Женщина, отчаянно завизжав, метнулась вперед, проскочила между легионерами и бросилась к своему лежавшему на земле чаду.

– А ну, проваливай отсюда! – заорал на нее Максимий.

Женщина, склонившаяся над сыном, подняла глаза на римского командира. Макрон увидел, что она молода, лет двадцати, не старше, с темно-карими пронизывающими глазами и густыми золотистыми волосами, заплетенными в две косы. Лицо ее исказила гримаса отвращения, и она плюнула Максимию на сапог. В тот же миг в воздухе сверкнул выхваченный из ножен клинок, послышался чмокающий звук удара, и голова женщины покатилась под ноги старейшине. Ее отпрыска, только пришедшего в себя после удара, обдало струей крови его матери, и он закричал снова.

– Проклятье, – пробормотал Макрон. Потом он почувствовал на голени теплую струю и поспешно отступил на шаг.

Некоторое время звучали лишь отчаянные вопли малыша: все остальные онемели. Максимий пинком откатил тело от ребенка, наклонился, вытер меч о тунику убитой, вложил в ножны и выпрямился, озирая селян. Какой-то мужчина рванулся было ему навстречу, сжав кулаки и стиснув зубы от бешенства, но соплеменники скрутили его и оттеснили назад.

– Скажи им, так будет с каждым, кто дерзнет бросить мне вызов. Никаких предупреждений, немедленная смерть. Их вождю скажи, чтобы шел с нами, в лагере я дам ему список того, что нам требуется.

Первая центурия повернулась кругом и вместе с устрашенной кучкой кричащих детей, зажатых между легионерами, двинулась прочь из селения, вниз по склону, к ручью. Жители высыпали за ворота и следовали за ними еще некоторое время, онемев от ужаса и отчаяния. Макрону было не по себе, и он отводил от них глаза, озирая долину. Неужели это та самая долина, которая еще совсем недавно, когда он маршировал через нее, выглядела такой мирной? Вековая безмятежность тихого прибежища земледельцев была вдребезги разбита пришельцами из Рима всего за несколько часов. И такой, как прежде, ей уже не быть никогда.

Легионеры начинали открыто роптать, и Катон гадал, скоро ли эти разговорчики перерастут в нечто более опасное. Беглецы скрывались среди болот уже десять дней, от голода у всех мучительно скручивало желудки, и эта боль не позволяла им думать ни о чем, кроме еды. Последний раз им довелось поесть несколько дней назад, наткнувшись на узкой тропе на поросенка. Когда животное закололи копьем, Катон услышал неподалеку голоса и, осторожно пробравшись с Фигулом сквозь заросли, обнаружил неподалеку небольшую усадьбу с клочком пригодной для возделывания земли, почти не возвышавшейся над уровнем окружающих болот. На этой земле трудились две или три семьи, жившие тут же, в маленьких хижинах. Возле одной из них молодой мужчина и его полногрудая жена играли с двумя ребятишками, один из которых еще не стоял на ногах. Сбоку к хижине прилепились два загона, один служил курятником, а в другом содержались большая свиноматка и несколько поросят-сосунков. В ограде свиного загона виднелась небольшая дыра.

– Это объясняет нашу находку, – прошептал Фигул. – Если еще парочке поросят придет в голову отправиться исследовать большой мир, мы сможем попировать по-царски.

– Размечтался. А вдруг они сейчас хватятся этого поросенка? Лучше бы нам отсюда убраться.

Катон собрался было отползти назад, но оптион удержал его за плечо.

– Погоди, командир.

Катон смерил своего спутника ледяным взглядом.

– Убери руку!

– Есть, командир.

– Так-то лучше. Чего ты хотел?

Фигул кивнул в направлении хуторянина и его семьи: в теплом воздухе разносился беззаботный смех старшего ребенка.

– Там только один мужчина.

– На виду – да, только один, – поправил его Катон.

– Ну и ладно, пусть в лачуге еще один, мы все равно их одолеем.

– Нет!

– Их убьем, тела спрячем, а животных заберем себе, – гнул свое оптион, пожирая взглядом довольно хрюкающую в загоне свинью. – Это же недельный запас провизии.

– Нет, я сказал. Мы не можем так рисковать. Уходим.

– Да в чем тут риск?

– Как только кто-нибудь из туземцев обнаружит, что хутор пуст, он поднимет тревогу. Местные прочешут тут все, это ведь их болото. Поэтому рисковать мы не станем. Ты меня понял, оптион?

Тон центуриона не оставлял места для возражений, поэтому Фигул кивнул и осторожно попятился в заросли, прочь от маленькой усадьбы. Когда они воссоединились с маленьким охотничьим отрядом, поросенок был уже выпотрошен, а тушка насажена на копье для доставки в лагерь. Бойцы радовались добыче, но, заслышав, что кто-то приближается, к удовлетворению Катона, встрепенулись и схватились за оружие. Напряжение на лицах спало, лишь когда они увидели, что из болотных зарослей на тропу выбрались их основательно промокшие командиры.

– Ну как, есть там что-нибудь еще?

– Больше, чем ты можешь вообразить, – с улыбкой ответил Фигул. – Там чудесная маленькая…

– Заткнись! – рявкнул Катон, мгновенно повернувшись к нему. – Ничего интересного для нас тут нет. Все поняли? А теперь в путь, вернемся и поедим.

Выслушав это, солдаты недоуменно переглянулись, подхватили добычу и направились к лагерю, выслав одного человека вперед, а одного оставив на некотором расстоянии позади – убедиться, что за ними никто не следует. Шли в молчании, время от времени останавливались, чтобы устранить пятна крови, капавшей на землю с сочной тушки. В противном случае кровь могла бы навести туземцев, обнаруживших, что из загона пропал поросенок, на их след.

Когда над горизонтом угасли последние отблески розового заката, Катон разрешил Метеллу развести маленький костер. Остальные сидели тесным кругом с округлившимися от нетерпения глазами и ждали, когда костер прогорит и можно будет запечь сочную свинину в золе и угольях. Скоро ноздри людей наполнил аромат жарящегося мяса и еще более резкий, дразнящий запах капавшего в огонь жира, заставив их облизывать губы от предвкушения. Как только мясо прожарилось, Катон велел Метеллу достать его из костра и поделить поровну. Легионер принялся рьяно отдирать толстую кожу и отделять от костей истекающие соком жирные кусочки. Солдаты один за другим рассаживались вокруг костра, держа горячее мясо в грязных руках и вгрызаясь в него зубами. Ели молча, лишь порой, по мере того, как желудки наполнялись теплой свининой, перемигивались или обменивались блаженными улыбками.