Охота за темным эликсиром - Том Хилленбранд

– Красивая работа, – заметил Матьяс Челеби, указывая на статую Поликарпа.

– Простите мою неосведомленность, однако какое чудо связывают с этим святым? – поинтересовался Полиньяк.

– Если я правильно помню, он был епископом Смирны. Поликарп не захотел воскурять фимиам в честь римского императора, по этой причине его привязали к колу и сожгли.

– А чудо?

– Он плохо горел.

Полиньяк нахмурился:

– Вы что же, насмехаетесь над святым католической церкви?

– Нет, ни в коем случае. Я ведь и сам раньше был христианином, как вы наверняка заметили по моему имени.

Матьяс. Маттиас.

– Вы венгр?

– Валах. Из окрестностей Бухареста.

Полиньяк вздрогнул. Матьяс Челеби был человеком, которых турки называли девширме. Слуги султана воровали в своих вассальных государствах детей, привозили их в Константинополь и обучали на солдат или чиновников – больше со своими семьями те никогда не встречались. Кроме того, они заставляли детей отрекаться от истинной веры и превращали в мусульман. Система была поистине варварской, однако она позволяла создавать лояльных, преданных одному только султану подданных.

– Понимаю. Перейдем к делу?

– Как пожелаете, капитан, – ответил Челеби. По-французски он говорил хорошо, если не считать едва уловимого акцента. – Что я могу сделать для вас, эфенди?

– Зависит от того, что вы можете.

– Все.

– Вы уж меня простите, но…

Взгляд Челеби был серьезен. Улыбка исчезла с его лица.

– Я – чавуш Высокой Порты, личный эмиссар султана. Мне достаточно щелкнуть пальцами, и любой паша, любой бейлербей во всей Османской империи выполнит мой приказ. Я могу реквизировать лошадей, могу отправить на другой конец света целый полк янычар.

– Но?

– Но только если это будет необходимо. Так что вам нужно убедить меня.

Для начала Полиньяк рассказал Челеби обо всех тех вещах, о которых уже писал французскому посланнику в Константинополе, поскольку не знал, какая часть этой информации дошла до эмиссара. Он рассказал ему о попытках Челона дестабилизировать католические монархические государства с помощью других претендентов на престол, о связях англичанина с неким высокопоставленным османским чиновником. По выражению лица Челеби капитан понял, что большинство подробностей этому человеку уже известны. Как и предполагалось, больше всего его заинтересовал загадочный турок, особенно его головной убор.

– Вы сказали, этот человек был одет в тюрбан по османской моде?

– Именно так. Гораздо более высокий, чем ваш.

– Попытайтесь вспомнить, мне очень важно знать. Какого цвета была ткань, обмотанная вокруг нижней части? Был ли на тюрбане balıkçıl?

– Что-что?

– Перо, вставленное в зажим. И если да, то какого цвета было это перо?

Полиньяк попытался как можно более подробно описать чавушу тюрбан. Мужчина кивнул.

– Ну что? Что это был за сановник?

– Предположительно паша, возможно эмир. Перья, которые вы описываете, имеют право носить только высшие военные чины. Однако я даже предположить не могу, что настолько высокопоставленная особа могла делать в Голландии.

– А мог ли это быть один из янычар? – поинтересовался Полиньяк.

Челеби слабо улыбнулся:

– Вы намекаете на весьма распространенную среди гяуров теорию о том, что янычары играют в свою собственную игру, что будто бы истинные правители в Стамбуле – это они, и так далее. Разве не так? И вы полагаете, что они планировали заговор с этим вашим Челоном?

– Эта мысль действительно приходила мне в голову.

– Понимаю. Но вы ошибаетесь. Во-первых, потому что корпус янычар целиком и полностью предан султану. Янычарского заговора не существует. Это ложь, которую пытаются распространить Габсбурги и венецианцы. И, во-вторых, потому, что этот тюрбан, если вы правильно его описали, не может быть на голове у командующего янычар, а скорее на голове сипахи. Это вроде офицеров кавалерии, шевалье.

– Понимаю.

Челеби слегка склонил голову набок:

– Я слышал, что один из членов группы заговорщиков находится на нашей территории? Это из-за него мы встречаемся здесь, а не в Стамбуле?

– Да. Речь идет о еврее по имени Давид бен Леви Кордоверо. Он – шпион Челона в Турции. Они обмениваются зашифрованными письмами.

– Которые Париж уже расшифровал, я полагаю.

– К сожалению, пока нет, месье. Поэтому я полагаю, что лучше всего провести суровый допрос этого еврея.

Эмиссар кивнул:

– Понимаю. В таком случае за работу.

* * *

От Броди Челон получил описание Чемаат-и-Гебран и Лиман-и-Измир, еврейских кварталов Смирны. По пути туда он размышлял над тем, каким образом ему лучше всего найти Давида Кордоверо. И чем больше он думал об этом, тем лучше понимал, что знает о своем друге по переписке очень мало, по крайней мере о его жизни. Он знал, что Кордоверо интересуют работы итальянцев по астрономии, его особый способ записи формул. Он знал, что, кроме турецкого и латыни, еврей говорит по-гречески, по-арабски и немного по-итальянски. Но женат ли Кордоверо? Есть ли у него дети? Какого цвета у него глаза?

Подобные детали никогда особенно не интересовали его, однако теперь очень сильно помогли бы. Кроме того, ему пригодился бы совет Пьера Бейля, который первоначально и порекомендовал ему Кордоверо. Не доводилось ли его знакомому из Роттердама встречаться с этим евреем? В положительном ответе Овидайя сомневался.

Известно ему было следующее: Давид бен Леви Кордоверо был сефардом, испанским евреем, семья которого родом из Кордовы. В ней был, и об этом он знал от Бейля, целый ряд знаменитых ученых, астрономов и каббалистов. Кордоверо было лет пятьдесят или больше – по крайней мере, такой вывод можно было сделать из того факта, что еще в 1670-х годах он публиковал труды по al-ğabr, арабской методике счета. Кроме того, из многочисленных публикаций Кордоверо по арифметике и астрономии, циркулировавших в «République des Lettres», Овидайя полагал, что может сделать вывод: его корреспондент – человек зажиточный. В противном случае еврей не смог бы так серьезно сосредоточиться на работе ученого. Ведь речь шла не только о написании трактатов, которых у Кордоверо было немало, но и об их качестве; если верить Бейлю, он переписывался с Галлеем и Кауфманном, а также с Лейбницем и Бернулли.

Поэтому у Овидайи сложилось представление о человеке, несколько похожем на его друга Бейля: уже не юноша, очень умный и в высшей степени начитанный, финансово независимый, предположительно неженатый. Вероятно было и то, что Кордоверо знали его братья по вере, поэтому Овидайя был уверен, что сумеет найти его.