Навсе...где? - Хэйди Хэйлинг

– Конечно. – Кашмир принялся чистить апельсин. В воздухе тут же снова разлился характерный запах. – Когда я был моложе, я приучил себя к тому, что всегда нужно быть готовым к потерям. Всякий раз, ложась спать, человек должен понимать, что, когда он проснется, кто-то уйдет из этого мира. Может, даже кто-то из его близких. Но… Я понял и то, что каждый день человек создает свой мир заново. Поэтому нужно пользоваться моментом и не терять времени. Если есть деньги, их надо тратить. А когда фрукт созрел, его надо есть.

Кашмир вложил мне в руку очищенный апельсин и осторожно погладил меня по щеке.

– Рай – это обещание, которое Бог дает человеку и которое остается невыполненным. Нужно жить сегодняшним днем, потому что завтра все может измениться, хотим мы этого или нет.

Я впилась зубами в апельсин – сок оказался очень сладким.

– Ты в самом деле считаешь, что мир устроен именно так?

Зубы Кашмира блеснули в улыбке.

– Обещаю.

– Тогда, я думаю… сегодня…

На этот раз я не стала отворачиваться, и мне показалось, что губы Кашмира даже слаще апельсинового сока.

Я ПРОСНУЛАСЬ ЕЩЕ ДО РАССВЕТА И, ВСТАВ, ПРИНЯЛАСЬ НАБЛЮДАТЬ, как волны лениво накатываются на берег. Небо из черного сначала стало серым, потом на горизонте появилась светло-голубая полоса. Она понемногу расширялась, и вскоре там, где небо сливалось с морем, возникла ярко-оранжевая прожилка. Когда край солнца выглянул из-за горизонта, Кашмир тоже проснулся. Подойдя ко мне, он остановился рядом, но не вплотную, словно сознательно не хотел ограничивать мое личное пространство. Волны с мягким шипением окутывали наши ступни пеной. Мне не хотелось ничего говорить, хотя, казалось бы, после минувшей ночи нам с Кашмиром было что сказать друг другу. Но наступило утро, и завтрашний день превратился в сегодня. А значит, все изменилось.

Повернувшись лицом к берегу, я ногой швырнула комок мокрого песка на угли, оставшиеся от нашего небольшого костра. Кашмир ополоснул в волнах руки и лицо. В молчании мы собрали вещи.

– Завтракать будем? – спросила я.

– Обязательно.

В городе мы зашли в какую-то харчевню, где подавали яйца и рубленое мясо с овощами. Остальные посетители выглядели так, словно провели весь вечер в бурных возлияниях. Насытившись, мы наняли лошадей и купили в магазине в деловой части города лопаты и факелы. Потом я повела Кашмира в горы по Нууану-роуд, вдоль ручья и белого прямоугольного дома, утопавшего в зелени. Углубившись по тропинке в лес, мы пересекли небольшую поляну и привязали лошадей к деревьям, а затем направились к водопаду, который показал мне Блэйк.

– Он сообщил, что у подножия водопада есть пещеры, – сказала я.

Кашмир, подбоченившись, посмотрел на мокрые, покрытые мхом и орхидеями скалы и поинтересовался:

– А он не говорил, как туда пробраться?

– Где-то тут есть старая тропа, – ответила я и пошла по краю леса, внимательно глядя по сторонам. – Но найти ее не так просто. Аборигены хоронили в пещерах останки своих вождей. Места захоронений держались в тайне – считалось, что останки обладают большой магической силой. Ага, кажется, это здесь.

Отодвинув в сторону ветви папоротника, я увидела перед собой узенькую, едва заметную тропку.

– Давай-ка проверим, куда она ведет, – предложила я и шагнула вперед.

Мы обследовали близлежащие скалы, в которых действительно оказалось немало пещер. К счастью, никаких останков не обнаружили, хотя несколько раз нам попадались наскальные рисунки. Затем мы разбили временный лагерь на берегу ручья с глинистым руслом и молча, работая бок о бок, выкопали глубокую яму. Это заняло всего час времени, но лучше было сделать это заранее, а не в день кражи.

Когда яма была полностью готова, мы замаскировали ее ветками, спрятали неподалеку лопаты и факелы. Затем, осторожно ступая по камням, отправились в обратный путь. Перед этим я постаралась запомнить все повороты тропы, которая привела нас к тому месту, где мы оставили лошадей.

Когда мы, перепачканные в глине и земле, прибыли в отель «Ройал», портье неодобрительно поджал губы. Однако, как только Кашмир протянул ему пригоршню тяжелых монет, его отношение к нам изменилось, и свободные номера в отеле тут же нашлись. Вечером мы специально долго сидели в холле, чтобы нас наверняка заметили. И на следующее утро у стойки портье нам передали записку: «Обед состоится во дворце 1 декабря. Вы успеете? Д.».

– Первого декабря? – Я взглянула на первую полосу газеты, лежавшей на стойке. – Значит, осталось десять дней. Это… сразу после полнолуния. В понедельник вечером?

– Вы меня спрашиваете? – улыбнулся Кашмир.

– Нет, я знаю, так и есть, – сказала я, вспомнив прочитанную мной статью, и слегка поморщилась. – Это будет понедельник после празднования Дня независимости.

Каш приподнял брови.

– Не слишком оригинально, – протянул он.

– М-м-м. Это также должно быть… – Я взяла со стойки газету и стала листать ее в поисках расписания почтовых судов. – Все верно. Не очень оригинально, но умно.

– Меня такое сочетание несколько раздражает, – сказал Кашмир, заглядывая в газету через мое плечо.

Согласно расписанию, «Аламеда» должна была покинуть порт Гонолулу утром 1 декабря. Значит, подумала я, нам нужно пришвартоваться у причала в том самом месте, которое она освободит.

Перед тем как мы покинули Гонолулу. Кашмир отправил ответную записку следующего содержания: «Будем в 10 вечера. Отправьте Х на пристань встретить нас».

Я оставила в отеле письмо, приготовленное мной для Блэйка, строго проинструктировав портье, что оно должно быть доставлено адресату 2 декабря.

Затем мы вернулись на корабль. Я была очень благодарна Кашмиру за то, что он, как и обещал, ни словом не упомянул о нашей ночной беседе и не задал по этому поводу ни одного вопроса, хотя на него это было непохоже.

Поднявшись на борт «Искушения», мы обнаружили, что за время нашего отсутствия на корабле возникли кое-какие серьезные проблемы. Правда, мачту и площадку впередсмотрящего уже отремонтировали, и нога у Ротгута быстро заживала. Однако выяснилось, что после моего ухода терракотовые воины так и остались стоять на палубе джонки с надписью «54» на корме. При этом их глаза горели красным огнем, словно угольки, и даже Ротгут, отдавая команды на родном для него китайском языке, не мог заставить их сдвинуться с места. Он, впрочем, сообщил мне, что догадался о моем приближении, поскольку незадолго до нашего с Кашмиром появления на борту глаза генерала вспыхнули особенно ярко.

Как только я подошла к нему, стало ясно, что генерал внимательно следит за моими движениями и, похоже, внимательно вслушивается в мои слова. Я, как могла, объяснила ему роль его войска в предстоящей операции по похищению сокровищ королевской казны. Она состояла главным образом в том, чтобы молча маршировать в том направлении, которое я укажу. В ответ генерал молча прижал сжатый кулак к груди и едва заметно поклонился, хотя и не сказал при этом ни слова. Император, судя по всему, не наделил своих глиняных воинов даром речи.