Стоунхендж - Юрий Никитин

— Ну, хватит висеть, как убитая гадюка на ветке...Развесился!.. Мне на ту сторону надо, а тут висят всякие...

— Сэр калика, — простонал Томас, — ты жесток.Теперь вижу, куда там всяким сарацинам перед славянами...

Он перевалился через тонкий край, упал по ту сторону. Пещера— но здесь был слабый рассеянный свет. Далеко вверху Томас разглядел слабоепятно.

— Почему я не летучая мышь? — сказал он с досадой.

— Превратить? — предложил калика.

Томас замахал в испуге обеими руками:

— С тебя станется! Как я общаюсь с таким человеком?

— Как хошь, — ответил калика хладнокровно, —тогда нам не больше версты по прямой.

— Как ворона летит?

— Как гадюка ползет.

— К зиме выйдем?

— К большой или к малой?

— А чем они различны?

— Малых ты несколько уже пережил, а большая наступит,когда с севера вернется Большой Лед. Это такая льдина, верст шесть в высоту,что прет себе и прет, стирая с лица земли леса, холмы, засыпая реки, болота, апотом промораживая под собой землю на версту вглубь... Аль я тебе о ней ужеговорил?

Томас шел следом, все еще натыкался на выступы, хоть уже иреже, немного воспрянул духом. Свет становился сильнее, а движение воздуха ужечувствовалось всей кожей.

— Избавь меня от своих воспоминаний детства... Незнаешь, куда ход выведет? Уже день, не хотелось бы вот на солнечный свет наглазах у целой толпы.

— Да брось ты!.. Не один ты голый, вон у меня как-тобыл козел...

Томас фыркнул:

— Здесь нет достойных женщин, чтобы я прятал от нихсвои чресла. Но кроме дам здесь есть и стражи. А я только без меча чувствуюсебя голым.

— Да ладно тебе... В каменоломне уже все знакомо. Изаботятся о нас. Еду прямо на веревке опускают, как императорам.

Свет становился ярче. Наконец блеснуло ослепительное небо,неровные края скалы на выходе выглядели раскаленными. До выхода осталось небольше десятка саженей, но стены смыкались, обдирали плечи, бока. Томаспокрылся липким потом от страха. Все тело кровоточило, ссадины саднило,покрытые грязью и кровью, замешанные на соленом поту.

Он поморгал слезящимися глазами, заставляя их побыстреепривыкнуть к солнечному свету, осторожно выглянул.

Перед глазами была сухие стебли травы, ползали жуки имуравьи. Сильно пахло клевером. Чирикали воробьи. Серые неопрятные глыбынаползали одна на другую, как исполинские черепахи в брачный период, только чтоне стонали. Легкие ветерок посвистывал в стеблях, стряхивал перезревшие семена.

За ноги что-то ухватило. Томас подпрыгнул от неожиданности исразу увидел, что каменная россыпь находится неподалеку от стены замка. Каликавысунул голову следом, сказал саркастически:

— Разочарован?

— Ну, почему же...

— По роже вижу. Мечтал вылезти прямо в спальне этогоночного дятла!.. Или хотя бы на кухне.

Томас сказал с достоинством:

— Сэр калика, я нахожу эти инсвинуации в мой адреснеуместными. Если и мечтал, то попасть в оружейную, куда утащили мой доблестныймеч!

— Ну да, а пошто ухи покраснели? Да еще так, что о нихможно светильники возжигать. Вернемся?

Томас спросил холодно:

— В каменоломню?

— Здесь холодно, — объяснил Олег, — естьнечего... А там о нас заботились! Кормили. Работу давали... Ты пригнись, а точто-то стражи забегали. Ищут кого-то. Все-таки приятно, когда кому-то нужен наэтом свете, кто-то ищет тебя... Совсем ты бесчувственный, сэр Томас!

Томас не знал, что ответить: тон калики был уж оченьсерьезен, а славянскую душу понять трудно, лучше и не пытаться. Зато какпереползти незамеченными через ров, а вода холодная и грязная, пахнет гадостно,потом уйти в лес, что отсюда едва чернеет... Без чаши, без оружия, доспехов?

Калика приложил ухо к земле, долго слушал, сказалудовлетворенно:

— Шустрый здесь народ... Уже погоня. Здесь даром хлебне едят.

Томас напрягся. Если люди из замка пройдут по их следу, аони наверняка с факелами, так что не проползут, а пробегут, то двое безоружныхвряд ли устоят.

Калика прислушивался, лицо смягчилось. Томас изнывал отнетерпения и тревоги. Долго не решался прервать размышления волхва, наконецзаподозрил, что тот думает не о спасении шкуры, а о спасении души, ищет новыепути к Истине.

Он проследил за его мечтательным взглядом, вздрогнул, будтосзади пырнули шилом. Калика заслушался крохотного кузнечика, что пиликал, сидяна стебельке перед его носом, свою нехитрую песенку! Кузнечик аж трепетал отвдохновения, верещал счастливо и самозабвенно — наверняка вокруг сидят, разинуврты, зеленые кобылки, очарованные менестрелем с сяжками, — но калика,калика! Вот и верь теперь, что ищет пути спасения для всего человечества!

Калика краем глаза уловил, как менялось лицо Томаса.

— Грубый ты человек. Душа должна раскрываться навстречупрекрасному.

— Сэр калика...

— Ладно, пойдем. Нет, поползем. Как червячки, толькозад сильно не вздымай, не вздымай. Вдоль стены, сюда не смотрят, а затем побашне наверх...

— Сэр калика, из меня плохой лазун, — предупредилТомас. — Мне эти самые... убеждения мешают.

— Тогда ты и танцевать не умеешь? Ладно, я полезу сам,потом затащу тебя.

— Я и сам залезу, только скинь веревку.

— Скину, — пообещал Олег. — Оба конца!

Они прокрались под стеной, наверху стражи перекликались,лениво посматривали через выжженное и вытоптанное поле в сторону темного леса.Только оттуда может появиться опасность, но пока одолеет чистое пространство,можно успеть собрать свое войско.

Основание башни под тяжестью вдавилось в землю, хотя и тамне сыра земля, а камни, скалы. Цепляясь за крохотные выступы, калика поползвверх, а, на взгляд Томаса, так побежал вовсе. Неотесанные глыбы выступаликраями, даже не особо опытный лазун взобрался бы на самый верх, если не будетоглядываться вниз, а калика, судя по всему, мог брать призы на любой ярмарке.

Олег притаился за выступом, выждал, когда страж повернулсяспиной, прыгнул и оглушил кулаком по голове.

— Снимай сапоги, — прошептал он распростертомутелу, — и ножи дай сюда...

Он торопливо сбросил веревку, выждал, пока дернули за конец,быстро и сильно потащил наверх, перебирая руками так быстро, что Томас вынырнулнад краем стены, как пробка, выброшенная со дна моря.

Вдвоем пробежали по верху стены, как два волка напрыгнули настража, что только-только сел обедать, ободрали, как липку, оставили голого исвязанного, зато Томас оделся и забрал оружие.