Тростниковые волки - Дмитрий Савочкин

Забавляться времени не было.

Решительно шагнув прямо в стену, я почувствовал глухой удар где-то глубоко в мозгу. Я сел и обхватил руками голову. Через несколько секунд туман в голове рассеялся, и я опять обрёл способность соображать. Я встал и сделал ещё пару шагов – идти стало гораздо легче. Я опять сверился с GPS и картой. Да, я был там, где надо, теперь я был уверен. Я уже находился в зоне погрешности изображения, то есть смотреть дальше на карту не имело смысла. Я положил всё лишнее на землю и огляделся. Вокруг меня был лес – сейчас уже действительно настоящий дремучий лес, где, может быть, не ступала нога человека. «Впрочем, – подумал я с содроганием, вспомнив свой проход через невидимую стену, – может быть, тут и лапа животного не ступала». Кроны деревьев наверху были плотно переплетены, и лишь местами сквозь них пробивался мрачный лунный свет, создававший иллюзию того, что я нахожусь под водой. Я прислушался. Где-то вдалеке был ровный белый шум, без акцентов и намёков на что-то конкретное.

И тут я отчётливо услышал чей-то вздох.

Вздох донёсся из-за группы деревьев, стоящих передо мной в нескольких метрах. Я затаил дыхание и продолжал слушать. Через какое-то время я так же отчётливо услышал треск ломающейся ветки.

Медленно и осторожно я пошёл вперёд, стараясь соблюдать полную тишину. Через минуту я дошёл до деревьев впереди и осторожно выглянул из-за широкого ствола березы.

Я увидел не очень большой, но довольно глубокий овраг, над которым почти полностью сомкнулись ветви обрамляющих его деревьев. Внизу, на самом дне, сидела Русалка. Налетевший невесть откуда ветер зашелестел листьями кустов и дал мне возможность почти бесшумно спуститься. Русалка услышала меня, когда нас разделяло не больше метра. Она вскочила на ноги и выбросила вперёд правую руку, но я решительно врезал ей прикладом в челюсть. Она картинно всплеснула руками и упала.

Я достал из кармана верёвку и крепко связал ей руки хорошим морским узлом, пока она, находясь в полубессознательном состоянии, вяло отбрыкивалась. Только после этого я спокойно осмотрел овраг. В лунном свете это было удивительное зрелище.

Овраг представлял собой двухметровую щель между двумя холмами, поросшими кустарником. С одной стороны оврага был тупик – здесь холмы соединялись друг с другом. С противоположной стороны земляные стены справа и слева плавно опускались вниз и создавали естественный выход из расселины, сразу за которым рос высокий густой кустарник. Обрывы справа и слева были довольно крутые, лишь в нескольких местах можно было спуститься по ним вниз – и то с трудом. Высота стен расселины достигала трёх-четырёх метров. Таким образом, место, где я стоял, было защищено от постороннего взгляда со всех сторон.

Весь овраг протянулся метров на двадцать. Его дно было почти лишено растительности – здесь не росли ни деревья, ни кустарник и только кое-где пробивалась трава. Зато под ногами в изобилии валялись сухие ветки, и передвигаться тихо было почти невозможно.

Я отошел от связанной Русалки, сделал несколько шагов в глубь оврага и остановился. Передо мной на голой земле без единой травинки, лицом вверх, с откинутой в сторону правой рукой и подвёрнутой по себя левой, лежал труп Ганса Брейгеля.

Тело отлично сохранилось. Если бы я не знал, что оно лежит здесь больше шестидесяти лет, я ни за что бы в это не поверил. Кожа высохла, глаза ввалились, но труп не был похож на старые мумии, которые иногда мне попадались. Труп был одет в немецкую униформу – разглядеть детали было трудно, хотя и материя сохранилась тоже на удивление хорошо. На голове даже была надета фуражка – изрядно помятая, но относительно целая. Никакого оружия или других вещей рядом видно не было.

Преодолев соблазн немедленно залезть в карманы Брейгеля и поискать там жетоны, я повернулся и посмотрел на Русалку. Она уже умудрилась сесть и теперь исследовала языком поверхность губы возле того места, куда я её ударил.

– Скажи спасибо, что не проломил тебе череп, – сказал я, – только потому, что ты в теле человека, череп которого мне дорог. Ты вернёшь мне Вербу?

Она улыбнулась:

– Ну, если ты сейчас меня развяжешь…

– Всё, хватит! – перебил я её. – Не хочу слышать этот бред. Не вернёшь сама, я заставлю тебя её вернуть.

– Ты позвонил отцу, да?.. Дурачок. Ты думаешь, он тебе поможет? Даже если бы он мог тебе помочь, он всё равно не пошевелил бы и пальцем. Отец не вернёт твою Рамзесиху, она ему не нужна. И ты ему не нужен.

– Я знаю, – сказал я, повесил ружьё на плечо и облокотился о стену расселины. – Кто вы такие?

– Кто мы?

– Да, кто вы такие? Вы ведь не люди, да?

– Мы… – Она задумалась. – Ты должен понять, что ваш язык…

– Только не надо мне пороть сейчас эту чушь про «нет слов» и «не могу объяснить», я этого наслушался уже!

– Да люди вообще никогда ничего не слушают. Вы предпочитаете не понимать, а сразу разводить костры…

– Вы вечны?

– Ну что ты! Тех, кто соберется жить вечно, очень быстро убьют, чтобы они своим довольным видом не портили настроения окружающим.

– Я серьёзно.

– Я тоже. В этом мире никто не вечен. Боги умирают. Но мы живём значительно дольше, чем люди, если ты об этом спрашиваешь.

– Караим действительно твой отец?

– Да, – она грустно кивнула, – он действительно мой отец во всех смыслах этого слова. К несчастью. Ты не представляешь себе, что мне приходилось терпеть. Мой отец… за то, что он прятал меня от корректоров… он заставлял меня делать неприятные вещи… страшные вещи…

Её глаза, направленные куда-то мимо меня, выражали ужас, и я понял, что не хочу знать, какие именно вещи ей приходилось делать.

– А почему вы скрываетесь? Я имею в виду, от корректоров?..

– Всем лучше держаться подальше от корректоров. А мы… да одного того, что мой отец взял жетон, уже достаточно, чтобы упаковать нас и забрать в места, где тростниковые волки будут казаться добродушными хомячками. Всё познаётся в сравнении…

– А как ты узнала про жетоны Брейгеля? Я имею в виду, о том, что они… что они не утрачены.

Она улыбнулась:

– Так же, как многое происходит в этом мире. Случайно. Ты ведь уже знаешь, что эта дура устроила в девяносто первом?..

– Ну… не до конца.

– А до конца я тебе и не объясню. Она… ну, в общем, провела один древний ритуал… и проделала дыру…

– Между мирами?

– Нет, другую дыру… между этим миром и абсолютным ничто – если тебе так понятнее. Всё, конечно, затянулось, слава богу, но без потерь тогда не обошлось. И когда произошёл этот разрыв… я смотрела прямо перед собой… и я вдруг…