Кто остался под холмом - Елена Михалкова

Плотный ворс леса кое-где был протерт до основы. Валя предельно увеличила изображение. Вот точка на обрыве, к которой выбежала девочка. Марта сказала, что плыла при свете луны, а рассветает сейчас в половине пятого.

Допустим, она вылезла из окна в полночь; скорее всего, позже, но возьмем время с запасом. Средняя скорость бегущего человека – от шестнадцати до двадцати четырех километров в час, но это у взрослого, а в нашем уравнении ребенок. И длинная дистанция. Это важно – длинная дистанция, потому что скорость Марты постоянно снижалась. Она не марафонец, ей не под силу выдержать четыре с половиной часа непрерывного бега.

Валя произвела вычисления, перепроверила себя и очертила на карте круг радиусом сорок километров.

«Теперь – крыши».

Она не ожидала, что в лесу будет так много построек: только на участке, который она выделила, их оказалось восемь. Однако проплешина болота темнела лишь в одном месте.

– Это что еще такое? – Валя с изумлением вгляделась в фотографию.

И вдруг поняла.

Из принтера с тихим жужжанием выползла распечатанная карта.

Дома она запихала в маленький городской рюкзак бутылку воды, спички, телефон, компас и карту. Подумав, взяла на кухне нож для резки мяса, обернула махровым полотенцем и пристроила за поясным ремнем на боку.

Когда среди сосновых стволов вырос турник, обвязанный гнилой тряпкой, Валя поняла, что дошла.

Она вытащила нож. Что делать с полотенцем? Этот вопрос озадачил ее больше, чем все предыдущие поиски. В конце концов она сообразила сунуть его в рюкзак.

Шишки хрустели под ее ногами. Валя вспомнила фильм про мальчишку, забытого дома на Рождество: он разбросал по полу стеклянные елочные украшения, когда к нему через окно полезли грабители. Противный был мальчишка, хотя и смешной, и грабители были смешные. Один из них наступал на шарики и корчил уморительные рожи, когда они трескались под его босыми пятками.

Не нужно думать, будто шишки разбросал этот человек, чтобы издалека услышать гостя. Вообще не нужно думать о нем, потому что страх больше, чем ее желание отыскать Марту, страх больше всего, что есть в ней, и он никуда не делся, просто ей удалось каким-то образом на время выгнать из своей головы несчастную Валю Домаш, трусливую как мускусная крыса Чучундра, и впустить дочь Тамары Раткевич, психопатки, не способной ни любить, ни бояться.

Все, кто нас не убивают до конца, делают нас немножечко мертвыми. В некоторых ситуациях быть немножечко мертвым оставляет нам шанс остаться в живых.

Валя сосредоточилась на единственном вопросе: как найти нужный дом. Звать Марту нельзя… Решетка, вспомнила она, на окне есть сдвинутая решетка!

Выставив перед собой нож, Валя медленно двинулась по заросшей тропе. Первый дом, второй, третий… Что-то привлекло ее внимание. Решетки не было, но в траве под стеной блеснули осколки.

Валя подбежала, привстала на цыпочки, попыталась заглянуть в оконный проем и слишком поздно заметила, что ее тень раздвоилась. Сзади что-то рассекло воздух. Она увидела, как валится на нее стена в хлопьях зеленой краски, а потом все исчезло.

1

– Не понимаю, что ты хочешь найти, – устало сказал Бабкин. С улицы послышались радостные детские крики; он поморщился и закрыл окно.

– Задохнемся, – предупредил Илюшин, не отрывая взгляда от своей схемы.

Сергей тяжело вздохнул и потянул на себя створку.

Спал он за последние сутки четыре часа, но чувствовал себя разбитым не поэтому. Макар отправил его опросить три семьи. Три – потому что у Нины Куренной не нашлось родни в Беловодье.

Тяжелее всего пришлось у Симоновых.

«Такого не может быть, чтобы Лиза уехала и больше никогда не объявилась, – дрожащим голосом сказала старуха, пока ее дочь, сидя за столом, молча перебирала фотографии. – Мы прежде думали: сбежала, ветер в голове. А как год истек, поняли, что случилась беда. В милицию обращались, и сами пробовали ее разыскать. Ваня Хохлов, бывший Надин муж, – она кивнула на дочь, – все свои связи обещал подключить, но нам сказали, что мы уж больно поздно спохватились». «Вы вернете фотографии?» – спросила женщина, не глядя на Сергея. Он пообещал, что вернет, но, закрыв за собой дверь, понял, что возвращать будет Илюшин.

Родители Иосифа Леви после смерти сына переехали в соседний город. В Беловодье осталась бабушка. Она расплакалась, стоило Бабкину заговорить с ней о мальчике, но поразительно быстро успокоилась; он не понимал, в чем дело, пока она не раскрыла альбом, где четверо рыжих конопатых ребятишек, мал мала меньше, сгрудились на фоне новогодней елки. «Лева с Танечкой сюда не приезжают больше, да и правильно: незачем прошлое ворошить. А я у них каждые два месяца гощу. Они недавно собачку завели, так она никого не слушается, кроме меня». «А троглодиты кого слушаются?» – с улыбкой спросил Бабкин, кивнув на детей. «Троглодиты – никого!» – гордо ответила бабушка.

В доме Кущенко ему открыла молодая женщина, баюкавшая на руках младенца, – как оказалось, старшая сестра Алины. Об утонувшей сестре она не желала говорить. «Это никого не касается, – твердила она, оттесняя Бабкина к двери, – это никого не касается». Он ушел, успев бросить взгляд на портрет, висевший на стене.

У Буслаевых идти было не к кому.

– На что ты рассчитываешь, Макар? – Сергей подождал, но ответа не последовало. – Ты же не надеешься, что Гуриева покажет тебе место захоронения?

– Гурьянова.

– Что?

– Ее фамилия Гурьянова. Она скорее нас с тобой тут захоронит, чем что-нибудь мне покажет.

– А тогда какого лешего?..

– Дай карандаш, мой затупился…

– Я тебе сейчас в глаз дам, – холодно сказал Сергей. – Что ты там опять малюешь?

Вопреки его ожиданиям, Макар свернул альбомный лист в трубочку и протянул ему.

Сергей подавил раздражение, которое всегда охватывало его в первые минуты изучения илюшинских каляк-маляк, и терпеливо всматривался, пока кракозябры не начали обретать сходство с реальными людьми.

Ему удалось узнать двоих. Ненормальная девчонка, в буквальном смысле свалившаяся им на головы, восседала в образе лягушонка на какой-то подставке. Паривший в верхнем углу птеродактиль при ближайшем рассмотрении обнаруживал несомненное сходство с Шишигиной.

– Это что? – спросил Бабкин, ткнув на подставку.

– Это трон, – удивленно сказал Илюшин.

Ну конечно. Трон. Как он сам не догадался.

– А где Гурьянова?

– В общем-то, везде.

Бабкин некоторое время молча смотрел на Макара, потом встал, пошел на кухню и там в три глотка опустошил графин с водой. В любой непонятной ситуации пей воду.

– И что мы будем делать дальше? – крикнул он из кухни.