Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит

С Сенегалом? Мне тут же вспомнились орнитологические намеки, оставленные в дневнике Эндрю Мэтьюзом – изображения двух птиц, обитающих в Сенегале. Интересно, какой же из сенегальских товаров мог принести деду Ренелле столь ощутимые прибыли? Уж не рабы ли?

– На мой взгляд, есть своего рода симметрия в том, что отец поставлял необходимые материалы для строительства великого нового города, а мое призвание – поиск следов погибших цивилизаций, таинственных древних городов, поглощенных природой и всеми забытых, – добавил Ренелле.

«И, разумеется, их сокровищ», – подумал я, но вслух этого, конечно же, не сказал.

– Для меня великая честь представлять свои открытия людям, которые никогда в жизни не рискнут отправиться в те края, где осмелился путешествовать я, и пополнять сокровищницу научных знаний, – провозгласил Ренелле, словно минуту назад был удостоен награды некоего научного общества.

Я же тем временем не мог понять, как он сумеет объяснить ложь насчет второго путешествия к затерянному городу, когда на деле был прикован хворью к постели, и чем оправдает соучастие в убийстве трех человек и похищении решительной юной дамы, совершенном в погоне за кладами, когда наконец-то будет призван к ответу.

Обратный путь показался мне вдвое длиннее дороги из Филадельфии в Джермантаун. Нам с Сисси отчаянно не терпелось узнать, что удалось обнаружить Дюпену в профессорском доме. Когда экипаж наконец остановился, я с удивлением увидел, что прибыли мы на Котс-стрит, к заведению местного гробовщика. Верный своему предприимчивому духу, Дюпен нанял брумовский кэб с лошадью именно у него.

– Но откуда вы могли знать про предприятие Эльверсона? – спросил я, едва мы двинулись пешком на запад, к дому.

Казалось, Дюпен озадачен не меньше моего.

– Вы ведь писали мне и о гробовщике, и о его торговле, когда жили на Котс-стрит. Все это еще натолкнуло вас на идею для рассказа.

– Да, конечно, это верно, – отвечал я, хотя совершенно не помнил, как писал обо всем этом Дюпену. Оставалось только в очередной раз дивиться его феноменальной памяти и надеяться, что она обеспечит успех нашей бесшабашной авантюры.

– Мне не терпится услышать, что вы обнаружили в Усадьбе Ренелле, – сказала Дюпену жена. – Лично я нахожу этот визит весьма познавательным. Фамильное гнездо значит для профессора Ренелле очень многое, и я ничуть не удивлюсь, если его алчность отчасти порождена необходимостью оплачивать содержание дома, а траты, должно быть, значительны – ведь и дом, и имение просто колоссальны. Мы видели только мисс Томассен, профессорскую домоправительницу, но наверняка слуг у него много больше.

– Не было ли в кухне и других слуг, Дюпен? К примеру, конюха вроде вас?

– Действительно, там был и конюх, и садовник, и каменщик, и плотник, и даже птичник-голубятник, – ответил Дюпен, не удостоив внимания мою остроту. – Но все это – одна и та же особа, сторож по имени Джиммерсон. У него на приусадебных землях свой домик, сторожка прямо позади особняка, однако он заходил на кухню за обедом. С виду ему лет около тридцати пяти, а, судя по обхождению, он полагает себя главнее мисс Томассен – возможно, его родители также служили семейству Ренелле. Никаких следов присутствия других слуг я не приметил.

– И это подразумевает, что Ренелле они не по карману, иначе, учитывая его тщеславие, он завел бы в доме целую армию прислуги, готовой исполнить любой его каприз.

Дюпен негромко хохотнул.

– Полагаю, По, вы совершенно правы, однако на мисс Томассен, похоже, возложены все хозяйственные заботы, включая сюда приготовление пищи и для Ренелле, и для его гостей. В данном случае – гостей невольных.

Лицо Сисси озарилось надеждой.

– Вы видели Хелен? – спросила она.

– Боюсь, нет, однако заметил два обстоятельства, приведших меня к убеждению, что она – там, в Усадьбе Ренелле. Во-первых, на колышках возле кухонной двери висело немало верхней одежды. Имелся среди нее и лазоревый плащ с желтой оторочкой. Если не ошибаюсь, вы говорили, что именно такой наряд носила мисс Лоддиджс.

– Да! Это он, плащ Хелен, его своеобразия ни с чем не перепутать, – подтвердила жена. – А ее шелковый капор, такой же лазоревый, украшен искусственными цветами и чучелами колибри.

– То есть также весьма приметен, – кивнул Дюпен. – Думаю, мисс Томассен позарилась на то и другое. Отправившись звать Джиммерсона за обедом, она накинула этот плащ, и вот тут-то я обнаружил кое-что крайне полезное.

С этим он оглядел нас и, беззаботно помахивая тростью, двинулся далее по Второй улице.

– Ну же, Дюпен, продолжайте, – в нетерпении сказал я.

– Вместо того, чтобы, как я ожидал, выйти наружу через кухонную дверь, мисс Томассен отворила дверь в чулан, за коей оказался ход, ведущий вниз. Мисс Томассен засветила фонарь и спустилась туда. По моим заключениям, подземный ход соединяет кухню с кладовкой над родником[54], которая видна из кухонного окна и расположена рядом с домиком Джиммерсона. Вернулась мисс Томассен с корзинкой яиц, а спустя минут пять явился за обедом и Джиммерсон.

– Думаете, подземный ход из кладовой над родником позволит пробраться ночью в кухню? – спросила Сисси.

– Именно. Еще стоит упомянуть, что после того, как мисс Томассен с мистером Джиммерсоном завершили трапезу, Джиммерсон вернулся к работе на дворе, а домоправительница Ренелле поставила на поднос миску супа и блюдце с хлебом и куда-то все это понесла. Украдкой последовав за ней, я увидел, как мисс Томассен поднялась наверх и направилась в сторону башни.

– Прекрасно! Теперь мы знаем, где искать мисс Лоддиджс завтра вечером! – воскликнул я.

Дюпен приподнял брови, безмолвно ожидая дальнейших объяснений.

– Завтра, рано поутру, Ренелле отбывает в Нью-Йорк и не вернется раньше следующей недели. По сему поводу он пожаловал Сисси двумя билетами на спектакль с участием миссис Рейнольдс в Театре на Честнат-стрит, так как сам посетить его не сможет.

Вспомнив об этом, Сисси неожиданно погрустнела.

– Два билета… Ты должен взять с собой месье Дюпена. Возможно, это его единственный шанс увидеть миссис Рейнольдс на сцене.

– Вы забываете, что я уже несколько раз лицезрел игру этой леди в Лондоне, и посещать это представление мне совсем ни к чему. К тому же, – добавил Дюпен, видя колебания Сисси, – я ужасно обижусь, если вы отвергнете возможность воспользоваться этими билетами в компании мужа.

На лице Сисси явственно отразилась радость, тогда как на моем не менее явственно проступила жалость к самому себе.