Благородна и благочестива - Ольга Погожева

— Держись, держись, — шептала, как заклинание, Камилла, обтирая ладонями стремительно теплеющее лицо. Патрик возвращался в человеческое тело — вот только означало это для него мгновенную смерть. — Мы сейчас что-нибудь придумаем…

— …да не возьму я этот камень! — возмущались за спиной. — Я слышал, что папаня говорил! Только сильный маг может… других убьёт! Да и боюсь я! А если снова меня туда затянет? И не проси, Рыжий барон!

— Тряпка! Слабак!

— Зови как хочешь, а я тебя уже один раз послушал!..

— Ты — последний маг во дворце!..

— Что с памятью, Рыжий барон? А того затейника, мага воды, ты уже позабыл? Стоит же посреди залы — так у него помощи и попроси! Там, поди, опыта побольше найдётся…

Сдавленный хрип с королевского ложа заставил оглянуться даже Камиллу. Король Родрег приподнялся на подушках, почти усевшись на постели, и глаза его полыхнули животным ужасом — и безграничной злобой. С губ мага земли сорвался протяжный вой, он протянул иссохшие руки к Рафаэлю…

Наследный принц шарахнулся прочь от скрюченных пальцев, но старый король даже не завершил движения. Бесцветные глаза закатились, лицо застыло в жуткой гримасе, и его величество, король Родрег Айронфисский, испустил дух. Ещё до того, как упал обратно на ложе.

Твердь ощутимо тряхнуло.

— Так д-должно б-быть, — впервые на памяти Камиллы запнулся мэм Гирр. — Мне говорили. Стихия принимает своего носителя после смерти… Теперь все во дворце знают о смерти его величества.

— Да пусть катится хоть Себу в пасть! — вспылил Рафаэль. — Всю жизнь мечтал воссоединиться с семьёй, только чтобы порадоваться тому, что воспитан пиратами!

— Отец! — крикнула Камилла, вскидывая голову. — Патрик!..

Паладин боролся. По телу его, то зыбко-прозрачному, а то человеческому, то и дело пробегали судороги. Силы его заканчивались — вместе с вытекавшей из груди кровью. Окровавленный дротик не встал на место, когда Родрег призвал мага воздуха, и теперь лежал рядом с телом Патрика равнодушным напоминанием.

— За мной, Эллар! — рявкнул Рыжий барон, срываясь с места. — Не отпускай его, дочь!..

Камилла не отпускала. Так и держала лицо Патрика в ладонях, не смея ни миг отвести глаз. Словно держала взглядом, беспрестанно шепча слова — бессвязные и нелепые. И Патрик их, кажется, слушал, потому что смотрел на неё, не моргая. Кожа, уже совсем человеческая, снова леденела под пальцами, и перекинуться в стихию паладин больше не мог.

Только расслабится — и окончательно вернётся в человеческое тело. И умрёт, у неё на руках, умрёт неизбежно…

В диком напряжении Камилла не замечала, как осталась с Патриком одна в опочивальне — рядом с мёртвым королём. Как выбежали из покоев отец с Рафаэлем, как мэм Гирр рявкнул что-то в коридоре подбежавшей страже. Как кто-то опасливо заглянул в опочивальню, кажется, королевский камердинер; тихо прошёл к ложу и так же тихо вышел. Как прошла целая вечность перед тем, когда раздался снаружи дружный топот, и в опочивальне появились люди.

Камилла даже не обернулась.

Только и видела уже привычно-карие, тускнеющие глаза, по-прежнему ласковые, но очень уставшие. Веки медленно закрывались, но Патрик ещё боролся. Не мог уже выдавить ни слова через окровавленные губы, но смотрел, смотрел, не отрываясь. Словно забирал её образ с собой — в вечность…

— …я сказал и повторю, ллей Золтан: я не справлюсь с амулетом стихий. Родрег мог, Корни может. Твой отец, полагаю, тоже. Я — не рискну.

— Я убью тебя, Салават!

— Едва ли это поможет ллею Блаунту.

— Бесполезный ублюдок! Можешь ты сделать хоть что-то? Хотя бы попытаться! Проклятье, ты же… ты же маг воды, будь ты проклят!

— Я могу не только попытаться, — усмехнулся над головой ллей Салават. — Я уверен, что успею его спасти. Даже без амулета стихий. Мне только и нужно, чтобы он не сопротивлялся и вернулся в человеческое тело. Я перехвачу все соки, которые его поддерживают, и напитаю новыми. Ускорю течение жидкостей внутри… Не сразу, но раны затянутся.

— Так делай, не тяни!

— Одно условие. Я остаюсь на прежней должности при новом короле. Со всеми прежними полномочиями.

— Проклятье, Салават!..

— Да не вопрос! — вклинился Рафаэль. — Жалко, что ли? Обещаю, — легко обратился к старшему советнику будущий король, — ты получишь то, что просишь.

— Простите, ллей Рафаэль, — холодно отозвался ллей Салават. — Но я не слишком доверяю слову вчерашнего пирата. Мне нужно слово светлого ллея Золтана Эйросского. При всех недостатках вашей семьи… слово вы держите.

Камилла с тихим ужасом увидела, как закрываются глаза Патрика, и закричала — пронзительно, громко, так, что звякнули по углам уцелевшие вазы и статуэтки.

Если ллей Золтан и сомневался до этой минуты, то в этот миг, верно, понял, что рискует последним шансом вернуть себе дочь.

— Даю слово, Салават, — отрывисто проронил Рыжий барон. — Прослежу и выполню всё оговоренное. Делай, Себ тебя забери!..

Старший советник вслух не отозвался, потому что в этот самый миг ллей Блаунт тихо выдохнул, окончательно отпуская поддерживавшую его стихию — и маг воды быстро упал на колени, положив свою руку поверх открытой раны. Камилла впервые оторвала взгляд от Патрика — только чтобы увидеть лицо ллея Салавата в непривычной близости.

— Воды, — жёстко потребовал маг.

Мэм Гирр среагировал первым, метнувшись в приёмную и обратно. Не отрывая ладони от груди захрипевшего паладина, ллей Салават одним движением, совсем не по-благородному, опрокинул в себя кувшин воды, отшвыривая пустой сосуд прочь. Перевёл взгляд на паладина и положил вторую руку поверх первой.

Камилла медленно разжала пальцы, опустившись с колен на пол. Только и смотрела, как начинает чаще вздыматься широкая грудь, как высыхает кровь на губах, и как возвращаются живые краски в умирающее тело. Как медленно поднимаются веки, и как разгораются мягким светом карие глаза.

Ллей Патрик Блаунт шумно вдохнул — и выдохнул. Так, что по опочивальне словно шквальный ветер пронёсся.

— Давай, давай, — неожиданно подбодрил ллей Салават, глядя светло-зелёными глазами сквозь паладина. — Взывай к своей стихии. Теперь можно. Помогай мне…

Камилла тихо засмеялась, глядя, как Патрик дышит всё глубже, всё увереннее, а с лица слетает последняя усталость, забирая с собой смертельную бледность.

— Много раз видел, как жизнь покидает тело, и никогда — как она возвращается в него, — тихо и задумчиво проронил ллей Золтан. — Ты великий маг, Салават.

— Я маг воды, — помолчав, уточнил старший советник. — А стихия воды — это прежде всего исцеление, Золтан. Даже ты должен знать.

Камилла подняла голову, улыбнулась сквозь слёзы, оглядывая замерших мужчин. Отец хмурился, наследный принц казался бледным и непривычно тихим, а мэм Гирр то и дело отлучался и отдавал кому-то приказы в приёмной.