Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Далее Сергей просто повторял то, что прочел в «Правде», не высказывая при этом собственного мнения. Вслед за журналистами он выражал надежду, что Италия не вступит в военные действия. Кроме того, он высказывал «уверенность», что «англичане уже сидят у ворот Рима с мешками золота»[396]. Вряд ли Сергей искренне верил всем этим прогнозам – скорее всего, он просто решил дистанцироваться от проблем.

Наконец, в постскриптуме к новостям дня, Сергей затронул очень серьезный вопрос. Он упомянул о новом советском законе, по которому Святослава призовут в армию уже через два года, в 17 лет. В Красной армии сын будет служить два года, в офицерском корпусе – три.

В сентябре Сергей вернулся в Москву раньше Лины; их переписка ограничивалась односложными телеграммами, в которых не было ничего, кроме времени прибытия поездов. Скоро стало ясно, что Сергей собирается продолжать отношения с Мирой. Поиск нового либретто стал поводом для встреч. Сергей, чтобы забыть о неприятностях, связанных с «Семеном Котко», под влиянием порыва решил сочинить другую оперу – юмористическую, безобидную и не связанную с политикой. Мира поддержала Прокофьева, предложив себя в качестве соавтора либретто.

Сергей всегда гордился, что пишет либретто своих опер сам, поэтому Лина была удивлена, когда он решил взять в соавторы ту, с которой случайно познакомился в Кисловодске. Мира предложила адаптировать «Дуэнью», написанную в XVIII веке пьесу Ричарда Бринсли Шеридана, и Сергей сразу согласился. Веселая история о любовных перипетиях подходила идеально. «Да ведь это – шампанское, из этого может выйти опера в стиле Моцарта, Россини!» – воскликнул он. Однако Лина сразу поняла, в чем дело, особенно когда прочла бездарные стихи Миры. Чем дальше продвигалась работа над оперой, тем чаще Мира звонила Сергею домой. Лина всякий раз отвечала, что мужа нет дома, и тогда Мира стала оставлять для него письма в почтовом ящике. Сергей отвечал, притворяясь, будто ничего особенного не происходит. «Она всего лишь девушка безобидная, которая хочет показать мне свои плохие стихи», – объяснял он Лине[397]. Когда поведение Миры угрожало выйти за рамки приличий, он, притворяясь расстроенным, неискренне просил, чтобы Лина помогла «избавиться от нее»[398].

Лина, не обсуждая впрямую его отношения с Мирой, позволила себе резкое замечание. «Что ж, действуй, встречайся с ней, – язвительно произнесла она. – Я не буду возражать; но это не значит, что ты должен жить с ней!»[399] Роман стал достоянием общественности, темой для сплетен. Лина чувствовала себя униженной и понимала, что не в состоянии контролировать собственную жизнь. В 1982 году в интервью Харви Саксу она сказала, что узнала о подробностях через знакомых. «Я рассказываю это не потому, что хочу причинить тебе боль, а чтобы ты успела что-то предпринять, пока не поздно», – сказала одна женщина. Лина печально ответила: «Я не знаю, что мне делать, – я же не могу избить ее или запретить ему встречаться с ней»[400]. Поняв, какими последствиями угрожает уход Сергея, Лина впала в депрессию.

Между тем ситуация усугублялась. Зима 1939/40 года была лютой, в январе в Москве была достигнута рекордно низкая температура – минус 42,2 градуса по Цельсию. Сергей Прокофьев не остался в стороне от масштабного празднования 60-летия Сталина, внеся, как и его коллеги, свою дань. Он не мог отказаться и за ничтожную плату сочинил великолепную тринадцатиминутную кантату «Здравица». 21 декабря 1939 года, в день зимнего солнцестояния, Сталин отпраздновал свой день рождения за закрытыми дверями в обществе избранных. Тем не менее «Правда» отметила лавину поздравлений, которые мудрый вождь и учитель советского народа получил из Берлина, Рима и от пролетариев всего мира. На этот раз чиновники от культуры проявили снисходительность, и «Здравица» благополучно прошла цензуру. Журналисты, освещавшие юбилейные празднества, упомянули кантату мимоходом, но отозвались о ней положительно. Прокофьевская «Здравица» звучала из всех громкоговорителей, установленных на улицах Москвы. Олег вспоминал, как испытал невероятное одиночество на «опустевшей Чкаловской… зима, ветер гонит снег по черному асфальту, и хор выводит эти странные гармонии. Я привык к ним, и они успокоили меня. Я вбежал домой и крикнул: «Папа! Тебя играют на улице!»[401] Но отец не ответил.

Лина могла найти только два объяснения угрюмой молчаливости мужа, создававшей в квартире мрачную атмосферу начиная с зимы. Обе причины не внушали оптимизма. Курортный роман с Мирой определенно перерос в нечто более серьезное. Если верить слухам, Мира хотела изменить свою серую жизнь, заполучив в мужья знаменитого композитора. Обязательства Прокофьева перед женой-иностранкой и детьми ничуть не смущали эту особу. Но, правдивы сплетни или нет, несомненным было одно – Лина понимала, что вся семья находится под наблюдением. Лина думала, что родители Миры против ее романа с Прокофьевым. Однако в обществе, в котором легко вмешивались в личные дела знаменитых людей, никто не положил конец этим отношениям. У Лины не было союзников.

В 1940 году в дождливый летний вечер Лина увидела Миру на концерте. Возможно, это было 23 июня, на премьере оперы «Семен Котко». Мира сидела вместе с отцом в том же ряду, что и Лина. Сергей тоже был там и сидел рядом с Линой, но не на соседнем кресле. В результате на них оглядывались все собравшиеся. Мира старалась не пропускать ни концертов, ни театральных постановок и явно попросила Сергея достать для нее билеты. Лина искоса поглядывала на любовницу мужа, «маленькую девочку с папой», но Мира сидела не поднимая головы[402]. В антракте Лина резко потребовала у Сергея представить ее Мире, но он растерялся и повел себя странно, заявив, что они уже встречались. Однако после спектакля все ждали личных шоферов, и Сергею пришлось нехотя познакомить жену с любовницей. Отец Миры куда-то исчез – возможно, боялся скандала. Между тем дождь усилился. Лина попыталась вести себя уверенно и сохранить лицо; она испытывала одновременно страх, гнев и раздражение. Возможно, чтобы поставить мужа в неловкое положение, она предложила подвезти Миру до дома. «Она живет совсем рядом с театром, а у нас есть машина. Почему бы и нет?» Но Сергей не согласился[403].

После спектакля Лина хотела устроить мужу праздничный вечер с шампанским, водкой, икрой и изысканными закусками. Но он не хотел никаких вечеринок, не желал принимать гостей и выслушивать хвалебные речи. «Вероятно, до некоторых уже дошли слухи, и он думал, что я делаю это для того, чтобы доказать, что у нас все благополучно, – вспоминала Лина. – Но я не хотела никому ничего доказывать»[404]. Это был грустный вечер, в течение которого Сергей, казалось, был полон решимости начать ссору.