Я люблю...тебя! - Линдси Келк

Мы ждали почти час, пока Мэтью улаживал дела. В обычной обстановке я бы приняла участие — записывала, что и во сколько, и вообще совала бы всюду нос, — но на сей раз с удовольствием и облегчением сидела на скамейке, уплетая чипсы. Под «удовольствием» я имею в виду эмоциональную выпотрошенность и физическую усталость. Туристы появлялись, фотографировались перед нами и уходили, привлеченные песней сирен — магазином сувениров или, по моей неоднократной рекомендации, куриным сандвичем номер семь из «Вендис».

Когда Мэтью вернулся, очень довольный собой, Ниагарский водопад, видимо, устал от невнимания. Не успел Мэтью присесть на скамейку, как в небе над водяными струями с грохотом начался фейерверк, отдаваясь эхом, похожим на раскаты грома, и расцвечивая поверхность воды замечательными узорами.

— Боже мой! — Мэтью медленно опустился на скамью, не в силах оторвать глаз от многоцветного неба. — Вы только посмотрите!

Ну мы и посмотрели. Не меньше пятнадцати минут мы молча сидели перед морем огней, буйствовавших над Ниагарским водопадом, который оставался глух к охам и ахам вокруг нас. Эм положила пакет и чипсы и взяла за руки меня и Мэтью. Водопады красивы сами по себе, но для такой заядлой любительницы фейерверков, как я, зрелище стало кремом на торте. Строгие ценители назовут это украшательством и напомнят, что лилии, согласно Шекспиру, не белят и золото не золотят. И ошибутся. Тут и спорить не о чем. Салют над Ниагарой, завершенный список дел и двое лучших друзей — чего еще желать? Плюс мы сидели рядышком, как никогда тихие в отсутствие включенного телевизора. Словом, это был вечер памятных событий.

Я уже готова была снова расплакаться, когда услышала слева очень громкое мужское шмыганье носом. А справа — еще одно, совсем не мужское.

— Вы что, плачете? — спросила я, недоверчиво глядя на две пары щек, залитых слезами. — Оба?

— Это так красиво! — возопил Мэтью. — Я так счастлив…

— Знаю, — подхватила Эмили, вся в слезах. — Знаю, это всего лишь твой список дел, но теперь мне кажется, что мы все пережили важное для нас приключение, научились делить печали и радости друг друга…

Я понимала, о чем она говорит. Без Эмили и Мэтью я превратилась бы в заплаканную, жалкую неудачницу, скрывалась бы у матери. Или еще хуже — снова была бы с Саймоном. А теперь нам по силам все. Для меня нет ничего невозможного. Могу перекрасить волосы, начать бегать по утрам, сделать еще одну татуировку, отыскать другую школьную любовь, снова купить себе что-нибудь неприлично дорогое и эгоистичное, могу опять написать Саймону письмо, объяснив, какой он м…к, могу прыгать с тарзанок, нарушать закон, ездить в неизведанные страны и приглашать на семейные торжества вроде отцовской свадьбы человека, рядом с которым у меня всегда прекрасное настроение, потому что он мой лучший приятель. Смысл списка не в том, чтобы просто повычеркивать пункты и забыть о них, а в том, чтобы чему-то научиться. Самое важное я усвоила — мне все по плечу. Может, разобраться в чувствах к Дэну — еще один урок для меня. Чертовски жестокий, но все-таки. Я как-нибудь переживу, потому что знаю: я и это могу.

Когда фейерверк и чипсы закончились, мы нехотя встали со скамейки и побрели к машине, с болью в сердце покидая водопады. Я по-прежнему пребывала на седьмом небе от восторга и смертельно боялась утратить это ощущение. Джереми добыл нам места на самолет, вылетающий из Торонто рано утром, значит, в Лондоне мы будем в десять утра, на двенадцать часов раньше запланированного. Я надеялась, этого будет достаточно. Дорога обратно в гостиницу прошла значительно спокойнее, чем к водопаду, поскольку Эмили похрапывала на заднем сиденье, а не кричала «дорожные приключения», при каждой возможности сигналя водителям грузовиков, чтобы они погудели в ответ. Мне даже чего-то не хватало. Молча глядя в окно, я чувствовала, как во мне пробуждается странный оптимизм. Да, я призналась мужчине в любви, по крайней мере попыталась, он не ответил мне тем же, но я хотя бы что-то сделала. Я не сидела, пассивно надеясь, что все пойдет на лад само собой, потому что усвоила: ничегонеделание — верный путь к тому, чтобы ничего не случилось.

В отель мы доехали неожиданно быстро. Мэтью, видимо, так увлекся моим списком, что нарушал канадские ограничения скорости до самого Торонто. Двухчасовая поездка легко превращается в полуторачасовую, если не снимать ноги с педали газа. Передав машину служащему, Мэтью вытащил Эмили с заднего сиденья и безропотно понес вверх по лестнице, а я осталась присматривать за вещами и пакетами с едой в машине.

— Миз Саммерс? — окликнула меня та же служащая со стойки портье, которая накануне поздоровалась, когда я попыталась незаметно пройти к лестнице. — У меня для вас посылка.

— Посылка? — изумилась я. Разве что Итан прислал мне лошадиную голову. Ума не приложу, что это может быть. Я слегка удивилась, когда Итан не ответил на мое сообщение в «Фейсбуке», но не представляла, что от него могут принести коробку — с дохлым щенком, например. Поставив на стойку пакет с едой, я открыла огромную голубую упаковку, на крышке которой красовалось мое имя. Внутри, на ложе из прекрасной золотой ткани, лежала записка. Посылка оказалась от Дженни.

«Рейчел, — прочла я. — К сожалению, я не могу остаться и снова с тобой поговорить. Мне было так интересно узнать о твоем списке дел. Здесь небольшая вещица, которая, как я надеюсь, пригодится тебе на папиной свадьбе, с кавалером ты туда пойдешь или без. Надень, и пусть там все уделаются. Целую, обнимаю, Дженни».

Служащая была взволнована и охвачена любопытством не меньше меня. Я отложила карточку в сторону и приподняла золотистую ткань. Это оказалось поразительной красоты бледно-золотое платье с небольшим вырезом-лодочкой, рукавом три четверти и широкой юбкой, которая придется мне чуть ниже колена, поскольку под ней такое множество слоев тюля, что я сбилась со счета. Это было самое красивое платье, которое я видела в жизни. Держа его в вытянутых руках, я взглянула на служащую, зажавшую рот ладонью и смотревшую на платье со слезами на глазах.

— Боже, как красиво! — выдохнула она.

— Согласна, — ответила я шепотом.

Все встало на свои места. На самом деле Дженни не существует, это была моя фея-крестная. Приложив к себе платье, я замерла перед зеркальной стеной вестибюля. Золушка Саммерс. Я с восхищением смотрела, как необычный цвет платья оживляет мое лицо и оттеняет огненные волосы. Можно ехать на бал.

— Иду! — заорала я, подбегая к двери в прелестном золотом платье, одолженных нежных туфельках от Джимми Чу, с клатчем под мышкой, одной бриллиантовой сережкой в ухе и другой — на ладони. Но стук в дверь не прекращался.

— Мисс Саммерс, вы замечательно выглядите! — Мэтью стоял на пороге — ослепительный в новом сером костюме и бледно-золотом галстуке, купленном специально под мое платье. — Слушай, правда классно смотришься. — Он нагнулся и осторожно поцеловал меня в щеку, не испортив макияж.

— Ты тоже приоделся, — отметила я, когда он повернулся. — Я почти готова. Слушай, почему сам не открыл?