Дом, в котором живет смерть - Джон Диксон Карр

Примерно в 1921 году он создал свое alter ego в виде Малькольма Таунсенда, который обитал в Нью-Йорке и жил, как ему нравится. Конечно, Таунсенд имел независимый доход, поступавший из того же источника, что и у Динсмора. Но он мог быть Таунсендом только во время летних каникул и редких интервалов в ходе учебного года. По мере того как шло время, чувство удушья только усиливалось. Таунсенд, несостоявшийся актер, обожавший выступать на публике с лекциями, получал предложения на лекционные туры, которые не мог принять.

Почему бы не положить конец этой невыносимой ситуации? Почему бы не избавиться от Динсмора и подобру-поздорову не стать Таунсендом? Чтобы добиться этого, ему не надо было ни «умирать», ни даже исчезать. С наступлением его академического года он согласился осенью прочитать цикл лекций. Но, оставляя Мансфилд в июне 1926-го, он не подал и не хотел подавать прошения об отставке. Предполагалось, что он вернется в сентябре того же года, и он в самом деле вернулся, пусть и на краткое время. И вот тут-то, выражая большое сожаление, он и положил на стол свое заявление об отставке. Устроив трогательное прощание с бывшими коллегами, он «ушел в отставку», чтобы посвятить свое время размышлениям о высоких материях, но адреса не оставил.

В этом состоял его план, и он оставался таковым до конца, хотя и подвергался незначительным изменениям. Весной в его апартаменты в Вашингтоне пришло письмо из Мансфилда, и от старшего партнера фирмы «Рутледж и Рутледж» он узнал, что, если два отпрыска Харальда Хобарта к 31 октября будут мертвы, он совместно с моим племянником унаследует поместье Хобартов.

Айра Рутледж произвел глубокий вдох.

— Да, именно это я и сообщил ему, — заявил юрист. — Я сказал Джеффу, что таков предписанный мне порядок действий, хотя не стал вдаваться в детали. Уклончивый ответ от Хораса Динсмора был написан на почтовой бумаге с грифом Мансфилдского колледжа, а почтовый штемпель на конверт был поставлен в Бостоне. Значит, у него было какое-то доверенное лицо?

— Нет, никакого доверенного лица у него никогда не было. Чтобы ответить на ваше письмо, ему потребовалось лишь нанести быстрый визит в пуп земли и поставить почтовый штемпель. Также ему не составило бы никакого труда подтвердить, что он находится в академическом отпуске.

Только что, как вы помните, я упомянул о небольшом изменении в его плане. Он ввязался в это дело вместе с готовой на что угодно Сереной. Какое-то время назад от отца Серены он узнал о тайне Делис-Холл. И совершенно спокойно решил, что ни Серена, ни Дэйв не должны остаться в живых.

У Пенни голова шла кругом от услышанного.

— Но почему? — вскричала она. — Что им руководило? Если он уже имел денег больше, чем ему требовалось, зачем было причинять вред кому-то? Чего этот человек хотел?

— Он хотел этот дом. И считал, что для этого две смерти просто необходимы. Потому что помогут заполучить желаемое. Его любовь к живописным старым домам, — помолчав, продолжил дядя Джил, — превратилась в настоящую страсть. Кроме того, у него имелись и другие дурацкие идеи, показывающие, что, хотя Динсмор-Таунсенд внешне производил впечатление неглупого человека, по сути, он был дураком. Ибо в смертях не было ровно никакой необходимости. Ибо, проведя расследование, он без труда убедился бы, что у Дэйва и Серены на счетах были сравнительно небольшие суммы… если не считать самого Холла. Но они не собирались рассказывать об этом ни ему, ни даже юристам, которые умеют держать язык за зубами. Проявив настойчивость, он, конечно, узнал бы, что они не против продать дом, а средства на такую покупку у него имелись. Однако это соображение не пришло ему в голову. Боюсь, что в этом мире прирожденным преступникам здравые мысли никогда не приходят в голову.

Осталось выслушать последние подробности его замысла. Избавившись от Серены и Дэйва, Малькольм Таунсенд собирался покинуть Новый Орлеан. Здесь он не мог встретить никого из тех, кто знал его в Бостоне как Хораса Динсмора. Прождав положенное время и обретя другой, совершенно нераспознаваемый облик, преподобный Хорас должен был появиться на сцене и заявить о своих правах как сонаследника.

— Минутку, сэр, — вмешался Дэйв. — Избавившись от Серены и от меня, разве он не должен был для чистоты замысла покончить и с Джеффом?

— О нет. Какими бы он ни тешил себя высокомерными иллюзиями, определенным здравым смыслом он все же обладал. Две подозрительные смерти — этого более чем достаточно. Три подозрительные смерти, после которых единственным наследником остается Хорас Динсмор, — это уже полный бред. Скорее всего, он предложил бы Джеффу купить его часть, что он мог себе позволить. Джефф, сделай он такое предложение, ты бы принял его?

— Да, и сразу! — ответил Джефф. — Дядя Джил, если я когда-нибудь пожелаю иметь старый английский дом, я куплю его в Англии.

— Итак, наш убийца мог возобновить свое блаженное существование в роли Малькольма Таунсенда в Вашингтоне. Конечно, при посещении Нового Орлеана ему постоянно приходилось играть роль Хораса Динсмора. Но что это значило для человека, который обожал обманывать окружающих? Он будет владеть этим домом, радостью его сердца; он уже втайне испытывал злорадное торжество.

Таков был план, который он этой весной разработал в Вашингтоне. Дэйв и Серена едва не разрушили его надежды, когда появились у него на пороге. Тем не менее, со своей обычной изворотливостью он как-то сумел с ними справиться. Мы пока еще не выяснили, как и где он встретил Кейт Кит, и, учитывая, в каком она сейчас состоянии, я бы предпочел пока не задавать ей вопросов. Но его путешествие вниз по реке состоялось под эгидой миссис Кит. Конечно, он был не в курсе, что полиция, получив анонимное письмо, подписанное Amor Justitiae, уже начала раскручивать дело с Тэдом Питерсом.

— А кто же написал это письмо, мистер Бетьюн? — спросила Пенни.

— Думаю, что с позволения дяди Джила, — сказал Джефф, — могу рассказать тебе. Оно было написано старым Джоном Эверардом. Я должен был бы догадаться, в чем дело, когда мы с тобой встретились с этим воспитанным, обаятельным джентльменом в его табачном магазине. Часть текста гласила: «Прежде чем Вы бросите мое письмо в корзину для бумажного мусора…» — и так далее. Любой американец написал бы просто «в мусорную корзину», как мы все делаем. Только человек, получивший английское воспитание, мог написать о корзине для бумажного мусора, поскольку не знал иной формы. А в задней комнате этого магазина я увидел большую стандартную пишущую машинку. Но кто написал другое анонимное письмо, дядя Джил? Записку на портативной машинке, которая была переслана мне через Эверарда? Если ее написал сам Таунсенд, то в чем был смысл его игры?

Дядя Джил кивнул.

— Он уже стал путать след, как часто делал, чтобы сбивать с толку тех, кто попытается выслеживать его. Джефф, припомни наш разговор с Таунсендом и миссис Кит в прошлое воскресенье. Любые поиски спрятанного золота, искренне заявил он, бессмысленны и глупы. «Что можно сказать о сокровищах Жана Лафита? — добавил он. — Или капитана Флинта?» Это было ошибкой.

В нашем городе ходит несколько легенд о Жане Лафите, но ни одной — о капитане Флинте. Эта выдуманная личность была пиратом-головорезом, который спрятал свое сокровище лишь на страницах романа Стивенсона «Остров сокровищ».