Большая зачистка - Фридрих Незнанский

— Читала, конечно, и в ящике видела, в телевизоре, но никогда не думала, что может коснуться и меня.

— Есть многое на свете, друг Горацио… — вздохнул Плешаков.

Подошел Лаврухин и протянул на ладони маленькую черную фишку с двумя торчащими рожками проводков.

— Где взял? — спросил Плешаков.

— В спальне у мадам. В настольной лампе. Наверное, полагают, что все важнейшие тайны выбалтываются в кровати? Дюма начитались, остряки….

— А с автономным питанием ничего нет?

— Не обнаружили. Это единственный.

— Я попрошу вас, Елена Олеговна, вместе со мной пройти сейчас по всем комнатам и посмотреть, есть ли какие изменения в квартире. Ну, что мебель двигали, это понятно, тут оперативно-следственная бригада работала, а так, вообще? Может, пропало что-то заметнее? И заодно давайте решим, где будет находиться ваша охрана. Сами вы двери не открывайте, этим будут они заниматься. Потом, в магазин там сходить, принести чего — тоже. Дежурить какое-то время будут попарно. А к телефону мы добавим параллельную трубку — на случай угроз там или чего-то подобного.

— Да кому я нужна!

— Не надо. Горький опыт вашего отца… хотя для него это уже никакой не опыт. Но только дурак, запомните, учится на собственных ошибках. Это я — вообще, не конкретизируя. Кстати, подумайте и назовите вашу сумму компенсации. Сейчас я вам оставлю пару штук — на мелкие расходы, ребята сходят поменяют. А вы мне потом позвоните, завтра, скажем. Буду рад слышать ваш голос. — И, обернувшись к своим, крикнул: — Все, ребята, закончили! Коля, распорядись об очередности смен.

Поцеловав Елене кончики пальцев, он откланялся и ушел, пропустив вперед двоих охранников. Лаврухин замыкал шествие по лестнице.

— Как вас зовут, молодые люди? — спросила Елена у двоих оставшихся спортивных парней.

— Я Лева, — сказал один, — а он — Леша. Запомнить легко: Лева и Леша. Перепутаете, мы не обидимся.

— Ну вот что, Лева и Леша, — сказала она уже решительно. — Я готова предоставить вам полную свободу. В том смысле, что можете быть свободны и употребить время по собственному усмотрению. А мне здесь никакая личная охрана не нужна.

— Извините, Лена, — возразил Лева, — это — наша работа. Если вы хотите, чтобы нас немедленно уволили, то… Но вы сами понимаете, зарплата, выходные пособия… набегает!

— Этого вам будет достаточно? — показала она на пачку долларов, лежащую на телефонном столике в прихожей.

— Да вы что! — улыбнулись оба. — Это наша дневная зарплата.

— Не хило, — с иронией заметила она. — Вот бы мне такую работу!

— Можем посодействовать. Только надо долго учиться.

— Ну тогда давайте попробуем, — вздохнула она, — попить чаю.

Чаепитие оказалось недолгим, потому что время было уже позднее, и Елену потянуло в сон, мало, видать, спала в неволе. Ребятам она предложила устроиться в кабинете отца, где тот и спал постоянно. Там был удобный диван, а с антресолей достали раскладушку и толстый спальник, которым пользуются обычно туристы в приполярных местах. В юности отец любил «скатываться» по северным рекам, мода была такая.

От аппарата, стоящего у Елены на тумбочке у кровати, ребята протянули к себе отводную трубку. Для контроля.

Неожиданный звонок раздался в третьем часу утра.

Елена не сразу поняла, что это — телефон. Включила ночник, взяла трубку. Услышала знакомый голос, но сейчас он был лишен обычной своей бархатистости.

— Ты где была, твою мать?

Лева, мигом подхвативший параллельную трубку, лишь удивленно покачал головой.

— А тебе какое до меня дело? — с вызовом ответила Елена.

— Что-то я не понял, — с нажимом сказал Западинский, — ты еще не проснулась? Не поняла, с кем разговариваешь?

— Ты, вероятно, как всегда, пьян и демонстрируешь свое обычное скотство. Такие собеседники мне не нужны. Особенно в ночное время.

— Ишь как мы заговорили! Ты что такая вдруг храбрая? А-а, — догадался Западинский, — ты наверняка не одна. И где он, твой хранитель, в постели у тебя или уже подмывается?

— Скотина, — спокойно ответила Елена. — Больше никогда мне не звони.

— Нет, минуточку! — почти зарычал, как будто с пьяным упорством, Западинский. — Ты есть обыкновенная служащая сучка! И по закону…

— Нет закона, по которому я должна служить у убийцы моего отца.

— Ах вон как? Знакомые интонации! Идиотка. Ты всегда была абсолютной дурой, на которую каждый уличный кобель мог оказать свое влияние! На кой хрен мне твой папаша! Кому он вообще был нужен, если честно, кроме меня?! Кто вообще вас всех кормит?! Тебе этот сукин сын нашептал всякой херни, а ты, идиотка, уши и развесила! Он! Он — убийца твоего отца! А теперь следы заметает… Но, клянусь, это у него не получится! Он мне за все ответит! И за Олега — тоже! А ты, раз уж влипла в такую позорную историю, лучше помалкивай, не вякай, а садись и пиши заявление, что тебя похитили, пытали там, драли как поганую кошку, словом, ври, что хочешь, но чтоб с утра твое заявление было у меня на столе. Иначе я не уверен, что завтра же у тебя будет чего пожрать в доме. Мне надоело кормить дармоедов, запомни!

— Насколько мне известно, дармоеда и убийцу кормит мой братец, — спокойно ответила Елена, хотя внутри у нее бушевал пожар. Она-то ведь знала, что разговор слушают в соседней комнате. И поэтому разрешить в подобном тоне с собой разговаривать — нет, это было выше ее сил и возможностей. Непонятно, что случилось с Виталием. Он никогда не позволял себе вообще разговаривать в ее присутствии с людьми в таком тоне. Значит, действительно его приперли. Прав, выходит, Анатолий, который еще там, у себя на даче, предупреждал о подобном возможном варианте. Как в воду глядел!

Последняя фраза Елены, похоже, напрочь сбила с ног самовлюбленного хахаля, каковым Западинский иной раз представлялся ей. Воцарилось минутное молчание, а потом на ее голову обрушился в буквальном смысле площадной мат, из потока которого она смогла вычленить несколько хотя бы удобопроизносимых фраз. И касались они ее ближайшего мерзкого будущего, а также будущего ее нового благодетеля. Не желая выслушивать эту откровенную гадость, Елена швырнула трубку на аппарат.

Но он тут же взорвался новым настойчивым звонком. Она сняла трубку и тут же отшатнулась от нового потока матерщины.

Больше она трубку не поднимала, хотя звонки с перерывами продолжались. Вероятно, пьяный Западинский и в самом деле решил доконать ее.

Неожиданно в ее спальню, постучав предварительно, вошел Лева. Он подошел к тумбочке, дождался серии новых звонков и поднял трубку. Что он услышал, не имело значения. Видимо дождавшись паузы, во время которой абонент набирал полную грудь воздуха для новой порции грязи, Лева вежливо сказал:

— Ваша блистательная речь, господин Западинский, — Лева вопросительно посмотрел на Елену, и та кивнула, — полностью записана на пленку и будет обязательно вам продемонстрирована в судебном заседании. Вы желаете что-нибудь добавить? Нет? Благодарю, спокойной ночи, Виталий Борисович. До скорой встречи.